[puhospinka]

Небечено, настоящее время я таки проебала, потому подумаю, что с этим делать, простите, что живу.

Раньше

Что делать, когда голова идет кругом, ночью спать не придется, а горы барахла все растут?
Правильно, сесть и написать бессмысленный кусок, очень успокаивает.

Еще раньше

Начала писать этот фик еще в дежурке, и как прошлый раз, все началось с драбблика по просьбе.

массаж или может комфорт колена, мимими?

Пишу слишком маленькими кусочками, чтобы нормально выкладывать и апдейтить архив, поэтому пусть пока будет здесь.
По размеру, думаю, уложусь тысяч в десять, сейчас есть пять.
Не нравится, как получается, из-за "драббловости" начала писать в настоящем времени, и сейчас оно меня немного напрягает, плюс я так и не определилась, что лучше - Ойкава или Тоору, так что потом тоже, возможно, поменяю. Но пока все остается как есть.
Небечено.

Название: Пересекающиеся прямые
Автор: Пухоспинка
Пейринг/Персонажи: Ушиджима Вакатоши/Ойкава Тоору, Ивайзуми Хаджиме
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: миди (пока 9 тыс. слов)
Жанр: романс с элементами драмы
Комментарий: Абстрактный постканон, абстрактный университет, Ушивака и иваои учатся и играют вместе. Автор понятия не имеет, как устроена жизнь японских студентов.
Предупреждения: UST, будут еще какие-то кинки, наверное.

Начало, 8,1 тыс. слов

У Ушиваки поразительное чувство неуместности момента — он заходит, когда Тоору, извернувшись в невообразимой позе, перемотанными после игры пальцами пытается стянуть фиксирующую повязку. Травма колена давно не беспокоит, но Тоору свято чтит рекомендации врачей.
— Ты сегодня плохо подавал, — Ушивака садится рядом, а Тоору, откинувшись на футон и бросив бесплодные попытки, считает до десяти.
— Спасибо, — говорит он. — Ушивака-чан.
Тот берет мазь и начинает растирать тюбик в ладонях.
— Почему так много подач на левый край?
Тоору надеется, что эмоция, которую он слышит в голосе Ушиваки — обида.
— Положи мою мазь, — говорит он.
— Ты все равно сейчас ею не воспользуешься, — замечает Ушивака, и Тоору нечем крыть.
— Тогда забирай и проваливай.
Ушивака вместо этого стягивает с его колена повязку, и Тоору от изумления теряет дар речи. А еще он чувствует себя очень голым. По бедру бежит озноб, кожу пощипывает от мурашек. Ушивака невозмутимо выжимает немного мази на ладонь и уверенными круговыми движениями начинает втирать ее в колено.
— Слева тебя постоянно загоняли в угол, у Хироямы не шел прием.
— Люблю преодолевать трудности, — бурчит Тоору. От жестких ладоней Ушиваки по ноге растекается тепло. — Отпусти меня.
Но вместо этого Ушивака крепко берет его за лодыжку и выпрямляет ногу, второй рукой растирая мазь по внутренней стороне колена. Тоору и неловко, и щекотно, он дергает ногой, но Ушивака держит крепко.
В действительности у Хироямы неплохой прием на задней линии, и Тоору хотел почувствовать, как тот играет, чтобы понемногу подключать его к пайпу. Но Ушиваке об этом рассказывать не обязательно.
— Ладно, — говорит Ушивака, — завтра в любом случае нужно отработать обратный крест.
Вообще-то, им много чего нужно отрабатывать. Университетский волейбол другой, здесь Ушивака, не говоря уже о Тоору и Ивайзуми — всего лишь один из многих. Статистика неутешительна — лишь единицы школьных "звезд" добиваются чего-то на более высоком уровне. И из каждого игрока нужно выжимать все, на что он способен, использовать находящиеся в его распоряжении ресурсы с максимальной эффективностью. Как ни странно, именно этот факт позволил влиться в игру так быстро. Тоору продолжил делать то, чем занимался в школе — управлять игрой. Изменились лишь фигуры.
Волна тепла добирается до паха, а Ушивака продолжает растирать ему ногу, чуть хмурясь. Потом отпускает лодыжку и похлопывает по колену, а у Тоору по спине бегут мурашки. Ловко надевает повязку, встает и идет к двери.
— Хирояму можно задействовать с пайпом, — говорит Тоору в широкую спину, и Ушивака оборачивается:
— Вот как.
Он хмурится, покусывает нижнюю губу, и Тоору это здорово веселит — выглядит при этом Ушивака почти милым.
А потом спрашивает:
— Сколько тебе нужно времени, чтобы сыграться с ним?
— Еще пару матчей хотя бы, — Тоору пожимает плечами.
— Ладно, — говорит Ушивака и уходит.
А Тоору задумчиво смотрит в потолок и жалеет, что было некому заснять этот исторический момент. Такой был бы кадр — закачаешься. Но, может быть, в следующий раз... Он мечтательно улыбается.

***

— Ива-чан, ты представляешь, Ушивака сегодня посягнул на мою честь.
— У тебя есть честь? — вяло удивляется Ивайзуми и душераздирающе зевает.
— Ты все портишь, Ива-чан, мог бы спросить, что он сделал.
Ивайзуми, как был после душа — мокрый, падает на свой футон и с наслаждением потягивается.
— Если ты дашь чего-нибудь пожрать, так и быть, выслушаю тебя.
— Наглость несусветная, — ворчит Тоору, выпутываясь из одеяла, и бредет к холодильнику.
Члены волейбольной команды живут в отдельном крыле университетского общежития в роскошных условиях — комнаты на двоих, душевые не на весь этаж, а по одной на блок из двух-трех комнат.
Можно даже готовить самим, но обычно некогда. Тоору достает из крошечного холодильника упаковку онигири, наливает молока и торжественно вручает Ивайзуми.
Потом кутается в одеяло и думает, что скоро тот заездит себя, и надо хотя бы раз в неделю за шиворот утаскивать его с тренировки.
— Ты сегодня поздно, — говорит он, пока Ивайзуми глубокомысленно жует онигири.
— Немного побегал после тренировки.
— Если ты надорвешься, никому от этого лучше не станет.
Ивайзуми открывает было рот, но потом снова вгрызается в онигири. Отпивает молока и вздыхает:
— Тебе проще, второго связующего твоего уровня у нас нет. Зато нападающих — как сельди, даже Ушивака трясется за свое место в составе. А я и так через раз выхожу. Ну, так что там у тебя?
Тоору оживляется.
— Приходил Ушивака, мазал мазью мне колено.
Ивайзуми давится рисом, и Тоору радостно бьет его по спине, а потом трясет рукой — больно, черт.
— В каком смысле — мазал тебе колено? — осторожно интересуется Ивайзуми и заглядывает в пустой стакан с молоком.
Тоору отбирает стакан и ставит в мойку. Когда он возвращается, Ивайзуми уже лежит на своем футоне, завернувшись в одеяло и подперев голову рукой.
— В самом прямом. Пришел, стянул фиксатор, намазал, ушел.
— А зачем приходил?
Какая-то причина у Ушиваки была, это Тоору точно помнит.
— Приходил сказать, что я сегодня плохо играл.
Правая бровь Ивайзуми медленно ползет вверх, и Тоору сокрушенно признается:
— Да. Звучит крайне глупо. Если ты сейчас заржешь, Ива-чан, я тебя ударю.
Ивайзуми роняет голову на подушку, его плечи вздрагивают, и Тоору с досадой пинает его в бок.
Когда Ивайзуми заканчивает смеяться, то переворачивается на спину, складывает руки на животе и задумчиво говорит.
— Значит, это правда.
— Что именно? — Тоору хмурится, у него ощущение, будто он пропустил что-то важное.
— Что Ушивака бегает за тобой.
— Чего?! Завязывай с дополнительными тренировками…
— Я серьезно, — перебивает Ивайзуми. — Я два раза болтливым морды бил, так что все поутихло, но знаешь, — Тоору видит, как у Ивайзуми розовеют щеки, — что-то в этом точно есть. Он старается встать или сесть рядом с тобой, сегодня воду дал, вчера это было полотенце — свое, между прочим.
Тоору задумчиво укладывается и заворачивается с головой в одеяло, оставив снаружи только нос. Он тщательно вспоминает поведение Ушиваки, но оно кажется ему обычным. Да не может быть такого, чтобы Тоору не заметил!
— Это вроде как пошло от кого-то, кто его хорошо знал еще в Шираторизаве, — продолжает Ивайзуми. — Сказал, что не видел, чтобы Ушиджима-кун вокруг кого-то крутился. И даже спросил, что ему нужно от тебя.
Становится все понятно.
— А остальные раздули из мухи слона, — уныло заключает Тоору и скучнеет. — Люди меняются вообще-то, здесь не Шираторизава.
Ивайзуми как-то неопределенно хмыкает и говорит:
— Выключи свет, спать хочу.
— Будильник поставил?
— Ага.
— Я просто завтра спрошу, что происходит, — говорит Тоору в темноту, но Ивайзуми молчит. Уснул, что ли? Он мог.
Но потом тот спрашивает с интересом:
— А что ты будешь делать, если Ушивака скажет, что ты ему нравишься?
— Ты какой-то извращенец, Ива-чан, твоя подружка на тебя плохо влияет.
— Завидовать плохо.
— Это чему я завидую?!
— У меня девушка, а у тебя опять один Ушивака.
И Тоору все-таки от души пинает его. Ивайзуми приглушенно хихикает, а потом затихает.
Нужно завтра же поговорить. Разумеется, Тоору ни на секунду не верит в сказанное Ивайзуми, но ситуация его немного беспокоит. Совсем немного.

***

Но поймать Ушиваку наедине оказывается сложнее, чем представлял себе Тоору. А разговаривать на темы вроде «это правда, что ты за мной бегаешь?» при свидетелях Тоору не собирается. Хватит того, что Ивайзуми до сих пор поглядывает на него и хихикает. Предатель!
Тренировочный матч заканчивается бесславным поражением команды, за которую играет Тоору — у Ушиваки категорически не идет игра, а Ивайзуми с той стороны сетки набирает на нем очко за очком.
Когда заканчивается тренировка, Тоору просто подходит к группе, в центре которой стоит Ушивака, и раздраженно кивает в сторону:
— Пошли-ка, — говорит он, — обсудим кое-что.
Когда они проходят мимо табло со счетом, раздражение вспыхивает с новой силой. Тоору прокручивает неудачные атаки Ушиваки и злится — до того тупыми были ошибки. То аут на пять метров, то подал чуть ли не в стену — еще бы немного, и здание пошло бы трещинами. В последний раз Ушивака вообще умудрился пропустить передачу Тоору, зацепив ее в самый последний момент.
В итоге, когда они отходят достаточно, Тоору кипит от злости.
— Ну и что это вообще было? — он упирает кулаки в бока и смотрит на Ушиваку.
Тот безучастно вытирает со лба пот плечом, потом недоуменно смотрит на свои руки, задирает подол футболки и вытирается уже нормально.
— Чего ты от меня хочешь услышать? — голос Ушиваки, глубокий и густой, звучит как обычно.
— Почему ты не пошел на последнюю передачу? Как можно быть таким идиотом?
Тоору сам понимает, что ему просто нужно выговориться, а Ушивака не будет оправдываться и объяснять. Но его несет, и он перечисляет все прегрешения, начиная с первого сета, с каждым словом чувствуя себя все большим идиотом. Когда он выдыхается, Ушивака интересуется:
— Закончил? Полегчало? Ты нормально подавал, успокойся. Все, я пошел.
Ушивака разворачивается, а Тоору вспоминает, что поговорить он хотел совсем не об этом. И сейчас ситуация кается ему еще более идиотской, чем представлялась вчера вечером. С другой стороны, от пары слов он в любом случае не умрет… Так ничего не решив, Тоору говорит:
— Вообще нет.
Ушивака вздыхает как человек, чье терпение на исходе:
— Мне казалось, ты все вспомнил, включая содержимое моей головы.
Тоору все еще думает, как начать. «Прошел слух» — он ненавидит такие начала, людей, которые так говорят, сразу хочется засунуть головой в урну для мусора.
Поэтому он спрашивает:
— Я тебе нравлюсь? — Ушивака широко распахивает глаза, и Тоору видит темные крапинки на зеленой радужке. Он уточняет: — Секс, свидания, поцелуи, держаться за руку — я про это. — Ушивака изумленно моргает, на скулах вспыхивают розовые пятна. Тоору удовлетворенно кивает: — Я так и думал. Так вот, я не знаю, кто это сочинил, но пусть он мне лучше не попадается, давно не слышал такой ерунды, и…
— Да, — говорит Ушивака, и Тоору спотыкается на полуслове.
— Что — да? — переспрашивает он, чувствуя, как глаза округляются.
— Да, ты мне нравишься, — отвечает Ушивака и добавляет: — Секс, свидания, поцелуи, держаться за руку.
— Понятно, — Тоору пятится, потом разворачивается и уходит.
В спину ему летит:
— Что ты делаешь сегодня вечером?
И Тоору стратегически отступает поближе к команде и тренеру. Ивайзуми пьет воду, запрокинув голову, и Тоору говорит, проходя мимо:
— Ты был прав.
Ивайзуми сначала застывает, а потом долго кашляет, отплевываясь.
— Скотина ты, — отвечает он, и Тоору кивает — так оно и есть.
— Пошли, — он пытается подобрать слова, но как-то не получается. — Обсудим, в общем.
— Меня не интересуют твои шашни, — говорит Ивайзуми, но потом осекается. — Ладно, идем. Но я тебя предупреждал.
Тоору уныло думает, что срочно нужно завести девушку, иначе Ивайзуми сживет со свету.

***
В душевой оказывается вся команда, за исключением Ушиваки и второго диагонального. Оба остались в зале, мрачно слушая тренеров. Тоору ловит себя на мысли, что жмется поближе к Ивайзуми, треплется с ним о пустяках, и когда тот заходит в душ, то тащится в отсек рядом, хотя знает, что там плохо отрегулирован кран.
В итоге выбирается из воды, трясясь, как лист. А Ивайзуми, словно издеваясь, собирается очень медленно, смеется идиотским шуткам и весело растирает голову полотенцем, от чего его волосы немедленно встают дыбом.
По спине бегут мурашки, когда заходит Ушивака, и Тоору тщательно делает вид, что не обращает на него внимания. Когда Ивайзуми, наконец, поднимается, Тоору прощается с Ушивакой точно так же, как со всеми — небрежно помахав. И только выйдя в коридор, он глубоко выдыхает, чувствуя, как сосет под ложечкой.
По пути в общежитие они не говорят — Тоору не знает, с чего начать, а Ивайзуми хранит сосредоточенное молчание и совсем ему не помогает!
Потом оказывается, что очень хочется есть, и никакой Ушивака не в силах лишить Тоору аппетита. И они с Ивайзуми готовят ужин — два куска рыбы в микроволновке, нарезать хлеб и достать из холодильника сок.
Только съев половину своей порции, Тоору вспоминает. Сейчас ситуация ему кажется не настолько ужасной, в конце концов, вряд ли Ушивака встанет перед ним на колено и преподнесет букет белых роз, а все остальное Тоору с легкостью переживет.
— Ты был прав, — наконец, говорит он, а Ивайзуми меланхолично кивает.
— Я всегда оказываюсь прав, придурок, — он вздыхает и поднимает голову. А потом добавляет: — Хотя тогда я вообще-то шутил. Ну, насчет того, что это может оказаться правдой.
На его скулах — розовые пятна, а еще Тоору ни разу не видел его таким смущенным.
Очень хочется его ударить, но вместо этого он отбирает сок.
На кражу Ивайзуми не обращает внимания, продолжает ковыряться в тарелке, и уголки его губ подозрительно подрагивают.
— Если вдуматься, — говорит он, потом засовывает в рот огромный кусок рыбы и долго, тщательно пережевывает, — если вдуматься, то тебе никогда не везло с девчонками. Помнишь, эта, как ее, с ногами… — он неопределенно машет вилкой, и Тоору мрачно подсказывает:
— Айко.
— Точно! Звонила тебе в шесть утра, чтобы ты забрал ее с какой-то вечеринки. А эта, ммм…
— Мацу?
— Она продавала твои фотографии твоему фанклубу.
— Предприимчивая девушка, — бормочет Тоору. — Хорошо, что мы с ней далеко не зашли.
— А эта. Как ее, ммм…
— Мики?
— И Мики тоже. Хороший был разговор — выбирай, что тебе важнее, я или волейбол. Все-таки жестокий ты человек, Ойкава, никогда не забуду ее лицо, когда ты сказал «волейбол».
Тоору немедленно огрызается:
— А что мне надо было сказать? Конечно, я пропущу игру и мы поедем отмечать твой день рождения? Она про нее, между прочим, знала заранее! И про подарок я не забыл!
— Да все правильно сказал, — утешает его Ивайзуми, и Тоору это нравится все меньше. Он смотрит с подозрением, а тот продолжает: — Тебе нужен человек, который будет принимать тебя таким, какой ты есть. Не хвастаться тобой перед подругами, не пилить из-за волейбола, не торговать твоей мордашкой…
Тоору хмуро смотрит на излишне оживленного Ивайзуми и не понимает, куда тот клонит.
— Я все это знаю.
— Ну так вот, — Ивайзуми как бы между делом поднимается из-за стола. — А тут, представь, такой человек существует! У него есть небольшой недостаток, это Ушивака…
Договаривает Ивайзуми, уже хохоча во весь голос и отскочив подальше, и Тоору мучительно хочется метнуть в него стул.
В итоге он умудряется врезать ему по печени, получить подсечку и грохнуться на пол, и какое-то время они лупят друг друга, причем Ивайзуми не прекращает ржать, и это, кажется, заразно.
— Господи, Ойкава, — они, наконец, затихают, и Ивайзуми вытирает выступившие слезы, — только у такого придурка как ты единственной подходящей девчонкой может оказаться мужик.
Тоору еще раз пинает его и откатывается в сторону. Столик они свернули, с рабочего стола своротили гору книг и рассыпали конспекты, по полу разлетелись катушки с пластырем.
— Ладно, — Тоору вздыхает полной грудью, чувствуя, что наконец-то расслабился. — Тебе смешно, а нам играть вместе. Он спрашивал, что я делаю сегодня вечером.
Ивайзуми приподнимается на локте, глядя с интересом, и Тоору поясняет:
— Это же Ушивака.
Ивайзуми по-прежнему смотрит недоуменно.
— И что?
— Он же не понимает слово «нет».
— Твою мать, — рот Ивайзуми снова подозрительно кривится.
— Ива-чан, хватит ржать!
— Прости, — тот закрывает лицо руками и снова хохочет.
Веселье прерывает твердый громкий стук в дверь. Три раза.
И прежде чем Тоору успевает что-то сказать, Ивайзуми отвечает:
— Открыто.
Дверь распахивается, и на пороге возникает Ушивака.

***

— Ойкава. — Говорит Ушивака. — И Ивайзуми.
— А кого ты здесь ожидал увидеть? — Тоору мрачно смотрит на него снизу вверх и мечтает убить Ивайзуми. А тот интересуется:
— Чего тебе надо?
— Я хотел поговорить с Ойкавой.
Тоору изучает потолок и размышляет, почему все это происходит именно с ним.
— Так, делайте это в другом месте, — категорично говорит Ивайзуми, и Тоору злится:
— Что — «это»?
— Не знаю. Что там делают мужики друг с другом?
— Ива-чан, я сейчас встану и покажу на твоем примере, что делают мужики друг с другом! — Тоору от души пинает его в бок, но Ивайзуми ловко перекатывается подальше и вскакивает.
Ушивака невозмутимо смотрит, прислонившись к косяку плечом, в руке у него свернутая пачка листов как пародия на букет, а еще Тоору не может понять, что за выражение лица у Ушиваки.
— Вы закончили? — интересуется он, и Тоору тоже встает.
— Я не собираюсь с тобой разговаривать.
Ушивака стучит себя по бедру свернутыми листами:
— План тренировочных игр на ближайший семестр, — говорит он. — Если ты не собираешься обсуждать…
Тоору мысленно дает себе пинка. Перед началом сегодняшней игры тренер говорил, что подготовил план, но как-то оно вылетело из головы.
— Собираюсь.
Он смотрит на Ивайзуми, но тот непреклонен:
— Вон отсюда, оба, — и указывает пальцем на дверь.
— Хризантема еще открыта, — говорит Ушивака, и Тоору морщится. Все это сильно смахивает на свидание, но протестовать невыносимо глупо, они собираются в Хризантеме — маленьком кафе у западного выхода — постоянно: обсудить игру, учебу или просто перекусить.
Тоору обувается, натягивает куртку и берет под мышку нетбук.

Его любимый угол в Хризантеме свободен, пахнет лапшой и специями, Тоору падает на стул и откладывает меню в сторону: заказать чай он может и так. Ушивака пьет кофе, и это раздражает невыносимо, Тоору терпеть не может запах. Но в этот раз он тоже заказывает чай, и у Тоору дурные предчувствия.
Он забирает распечатанные листы с графиком игр и параллельно включает нетбук. Пока подгружается расписание семинаров, Тоору изучает соперников и расшифровывает кривые пометки Ушиваки — часть ключевых игроков тот знает по прошлым играм в Шираторизаве. У него забавная и довольно меткая, хотя и на вкус Тоору слишком лаконичная, манера; «одноногие черепахи», «ивовый веник — разобрать и сломать», «капитан — бестолочь», «связующий — 0,75 Ойкавы»…
— Что?!
Ушивака от неожиданности давится чаем.
— Что? — спрашивает он, моргая.
Тоору демонстрирует ему подпись.
— А, эти… У них неплохой связующий, если его выключить из игры — полдела будет сделано.
— Слушай, Ушивака-чан….
— Просить меня так не называть бесполезно, да?
— Не отвлекай меня. И не прикидывайся идиотом, что это за ноль семьдесят пять Ойкавы?
— Я же сказал, он приличный связующий…
— Да кто вообще измеряет связующих в ойкавах?!
— Я.
— Ушивака-чан, ты псих. — Тоору встает, подхватывает нетбук и выходит из-за стола. — С детства боялся собак, психов и идиотов…
На запястье смыкаются теплые пальцы, и Тору вздрагивает. Ушивака смотрит снизу вверх и удерживает его совсем несильно, можно вырваться.
— Извини, — большой палец скользит по запястью в едва заметном поглаживании, но вместо того, чтобы разозлиться, Тоору, напротив, успокаивается. — Я не думал, что тебя это обидит. Просто мне так удобнее.
Тоору высвобождает руку, и пальцы Ушиваки скользят по тыльной стороне ладони. Садится обратно, вздыхает, подтягивает к себе листы и мстительно пишет напротив одного из команд: «ас — 0,85 Ушиваки».
— Надеюсь, — серьезно говорит тот, — тебе стало легче, и теперь мы можем обсудить план.

Как и подозревал Тоору, половина игр приходится на неудобное для основного состава время — поэтому они с Ушивакой добрый час тасуют составы и роются в расписании групп, к которым приписаны игроки.
— Все равно остается три игры, в которых мы не сможем принять участие, — Тоору откидывается на спинку стула и задумывается: проще всего махнуть на них рукой, но у команды есть пара «окон», в которые можно было бы втиснуть эти матчи…
— Я поговорю с тренером, — Ушивака забирает исписанные листки, а Тоору допивает холодный чай и закрывает нетбук.
— Кстати, когда выборы капитана? — вспоминает Тоору и думает, что они с Ушивакой — единственные кандидаты.
— Завтра, — пожимает тот плечами. — Им буду, скорее всего, я.
Если бы Тоору не настолько устал, он бы поборолся — чисто из принципа, чтобы эта задница не думала о себе слишком много. Но все, чего ему хочется после учебы и тренировок — это спать. Даже есть не всегда хочется. Поэтому Тоору пожимает плечами:
— Да ради всего на свете.
— Если я стану капитаном, я хочу, чтобы ты был моим заместителем.
Тоору моргает и встает из-за стола. Они уходят, и Тоору мучительно думает, что вроде бы ничего плохого не происходит, но почему-то преследует ощущение, что он погружается в какую-то жопу.
Это уже не говоря о таком важном волейбольном параметре, как единица измерения связующего.
Ойкава, надо же.

***

— Ну и как все прошло?
Ивайзуми еще не спит, что-то набивая на телефоне.
— Он меня не клеил, если ты спрашиваешь об этом, — мрачно отзывается Тоору и кладет нетбук на стол. — Предложил стать его заместителем.
— И ты утверждаешь, что он тебя не клеил?
Тоору немедленно решает, что рассказывать про «0,75 Ойкавы» не будет. Вместо этого он гневно перечисляет, почему считает Ивайзуми извращенцем, который подталкивает своего друга в непонятном направлении.
— Знаешь, — Ивайзуми включает ночник, переворачивается на бок и подпирает голову рукой. — Ты так смешно реагируешь, когда я говорю что-нибудь такое про тебя и Ушиваку. Как будто тебе это важно.
Тоору отворачивается от Ивайзуми и идет чистить зубы. Он вообще-то не обязан слушать всякое дерьмо.
Слова Ивайзуми бесят, и он злится, вертясь на своем футоне.
— Спокойной ночи.
Тоору ничего не отвечает, продолжая подбирать остроумные ответы, но в голову ничего не идет. Надо найти девушку — например, вспомнить, как звали ту с короткой челкой и куда он дел ее телефон.
Скорее всего, именно поэтому ему снится полная чепуха. Во сне Тоору не видит лица человека, лежащего позади, но точно знает, что это Ушивака. Его гладкое бедро скользит по голым ногам Тоору. Знакомый запах окутывает с головы до ног — Тоору не может сообразить, почему он решил, что так пахнет Ушивака, но опять уверен, что это именно он. Ушивака гладит его между ягодиц, и от возбуждения у Ойкавы покалывает в яйцах. А еще он уверен, что все так и должно быть — лежать, чувствуя дыхание Ушиваки в затылок, хорошо и спокойно. Ушивака нащупывает задний проход, трет чувствительную кожу и проталкивает внутрь палец. Тоору двигает бедрами и сжимается, а Ушивака начинает двигать рукой. Палец легко скользит, то упираясь в прямую кишку, то выходя из Тоору почти полностью. Возбуждение набухает где-то в прямой кишке, растекается по промежности, а Ушивака толкается глубже и сгибает палец.
Оглушительный оргазм выбрасывает Тоору из сна, и он тяжело дышит, хватая ртом воздух. Тело еще содрогается от скользящей по нему волны удовольствия, в трусах насквозь мокро, а промежность словно набили ватой — воздушно и неловко.
Тоору трогает себя между ягодиц — мягко, кончик пальца легко входит в задний проход — и вдруг еще раз кончает, быстро, сухо и головокружительно.
Лежит, уткнувшись в твердый валик подушки, успокаивает колотящееся сердце и пытается убедить себя, что Ушивака тут ни при чем.
Когда послеоргазменная эйфория растворяется, становится очень-очень тоскливо. В школе он бы обязательно разбудил Ивайзуми, и они проболтали бы до утра о всякой ерунде. Сейчас Тоору не уверен, что хочет рассказать, почему ему так хреново. Он молча поднимается и идет в душ. Пока он смывает сперму и пот, мысли крутятся о предстоящих экзаменах, о том, что давно не звонил родителям, о том, что неплохо было бы купить куртку на зиму — его слишком теплая; короче говоря, о чем угодно, кроме предстоящей тренировки с Ушивакой.
Когда он выходит из душа, Ивайзуми уже проснулся и хмуро прячет футоны.
— Ива-чан, кошмары сегодня снились мне, а плохо выглядишь почему-то ты, — Тоору зевает и чешет живот — серый свет, льющийся в окно, настраивает на оптимистический лад, тоска в груди тает окончательно, и Тоору понимает, что страшно хочет есть.
Сегодня им обоим к третьей паре, а значит, на тренировку — прямо с утра. Они торопливо жуют бутерброды, запивая чаем, а потом бегут в спортивный комплекс. Ивайзуми все еще молчалив, и Тоору вспоминает, что они вроде как поссорились.
— Ива-чан, — тянет он, кода они заходят в раздевалку и кидают сумки на свободную скамью, — с добрым утром.
Ивайзуми смотрит на него непонимающе, потом закатывает глаза и упирается кулаком между лопаток.
— Иди уже разминайся, — говорит он, и Тоору улыбается. День окончательно перестает быть хреновым.
Ушивака давно в зале, по крайней мере, достаточно давно, чтобы закончить растяжку. Тоору улыбается в ответ на приветствие и подпрыгивает, энергично разминая плечи. Помимо тренировки, сегодня будут выборы капитана, и непонятно, когда это случится — сейчас или вечером. Понемногу подтягивается команда, и Тоору с Ивайзуми начинают пробежку бок о бок. Ушивака о чем-то говорит с тренером, Тоору не видно его лица, но по редким кивкам и пожатиям плечами можно отследить примерное направление разговора. Кажется, обоих оно устраивает.
Когда разминка заканчивается, тренер дает свисток и собирает команду. Значит, выборы завершатся сейчас. Точнее, тренер объявит о своей кандидатуре, а команда согласится или возразит. Ивайзуми смотрит, приподняв бровь, и Тоору безмятежно улыбается: он просто рад хорошему дню, а быть заместителем капитана не так уж плохо, ответственности точно меньше. Ивайзуми все еще подозрительно косится, и Тоору сосредотачивается на тренере. Все скучно и предсказуемо: команда, это ваш капитан, Ушиджима, это твоя команда.
Тоору готовится выслушать речь новообращенного капитана, но Ушивака просто сообщает, что его заместитель — Ойкава Тоору, и предлагает вернуться к тренировке. Игроки разбиваются на две команды — сегодня по плану очередная двусторонка, а Тоору подходит к Ушиваке. Тот сосредоточенно тейпирует средний палец: белая лента ложится вокруг фаланги, и Тоору вспоминает сон. Лицо обдает жаром, который волной скатывается вниз, к паху. Палец, двигающийся взад и вперед, исчезает под лентой тейпа, и Тоору понимает, что у него прямо сейчас встанет на руки Ушиваки.
Он пятится, отыскивая взглядом корзину с мячами — сейчас не помешает немного поработать с подачей — но тут Ушивака вскидывает глаза и подзывает к себе, протягивая желтую ленту тейпа. Ну да, зафиксировать пальцы на левой руке сам он не сможет.
Тоору невесело думает, что свой шанс сбежать он только что упустил, и делает шаг в пропасть.
Руки у Ушиваки крупные — крупнее, чем когда-либо видел Тоору, и понимает он это только сейчас, когда сравнивает со своими. Сухие ладони ощущаются непривычно, и Тоору на секунду замирает, пытаясь сообразить, как лучше обматывать — а потом клеит ленту крест-накрест вокруг фаланги. От Ушиваки пахнет свежевыглаженной формой и туалетной водой, футболка заправлена в шорты немного небрежно — один край топорщится, хочется заправить, и непонятно, какого черта он обо всем этом думает.
Когда Тоору отходит от Ушиваки, у него крепко и безнадежно стоит.

***

— Ну и что произошло?
Тоору на секунду задумывается, рассказывать ли Ивайзуми о том, что сегодня случилось, но решает поберечь его психику.
— Это неважно, — говорит он наконец.
В самом деле, он даже не врет. Подумаешь, стоит на Ушиваку. С точки зрения движения литосферных плит это сущая ерунда.
Ивайзуми вздыхает с видом человека, который устал от тупости и, честно говоря, Тоору сам от нее устал. Ему надо забиться в какой-нибудь угол и все переваривать.
Потому что времени на самокопание не было ни минуты. Когда Тоору отошел от Ушиваки, то сразу же метнулся из зала, успев крикнуть, что он в туалет. И там торопливо дрочил, механически и зло, лишь бы избавиться от стояка. Но кончил, лишь когда представил пальцы Ушиваки в своей заднице. Это все дурацкий сон.
Но даже сейчас от воспоминаний промежность сжимается.
— Я прогуляюсь, — говорит он Ивайзуми после того, как кидает сумку и переодевается.
Тот провожает его настороженным взглядом, но ничего не отвечает. За это Тоору ему благодарен — все-таки Ивайзуми понимает его лучше него самого.

Территория университета огромная, и Тоору на миг задумывается, куда бы пойти. Хотелось бы поменьше людей и побольше воздуха. Он немного колеблется и направляется к ближайшей роще. Вечереет, и студенты, которые обычно учатся, расположившись на травке, уже давно разошлись.
Тоору опускается на прохладную землю, обнимет себя за колени и прикрывает глаза. Думать на самом деле ни о чем не хочется.

— Что ты здесь делаешь?
Голос Ушиваки выдергивает его из блаженного ничего, и Тоору вздрагивает, поднимая глаза. Тот возвышается, одетый в короткие шорты и футболку, мокрую от пота. Тоору знал, что Ушивака бегает каждый вечер, но не думал, что его маршрут пролегает здесь.
— Если я скажу, что хотел побыть один, ты отстанешь? — безнадежно интересуется Тоору.
— Нет, — Ушивака опускается рядом и вытягивает ноги. — Я же твой капитан.
Тоору представления не имеет, как реагировать, и просто бездумно смотрит на ноги Ушиваки. Сильные икры и округлые колени, шорты задрались так высоко, что видно линию волос на светлых бедрах. У Тоору снова встает. Проклятье.
— Давай куда-нибудь сходим? — снова нарушает молчание Ушивака, и Тоору думает, что он как никогда близок к убийству. Но вместо того, чтобы встать и уйти, он спрашивает:
— Например?
Ушивака вдруг смешивается и пожимает плечами.
— Не знаю. Куда вы ходите с Ивайзуми?
Тоору начинает хохотать. В этом смысле они с Ивайзуми никуда не ходят, слава всем богам. Отсмеявшись, он начинает перечислять:
— На фильмы про инопланетян. На фильмы про Годзиллу. На бейсбол. На концерты. На волейбольные матчи. Один раз поперлись на аниме-шоу.
— У вас насыщенная жизнь, — говорит Ушивака так нейтрально, что Тоору смотрит на него удивленно.
— Но обычно мы собираемся у него или у меня, смотрим матчи, едим чипсы и болтаем.
— Пошли ко мне? — предлагает Ушивака, и Тоору чувствует себя мухой, вляпавшейся в какое-то дерьмо.
— Ну идем, — говорит он, поднимаясь. Умирать — так с музыкой.

Ушивака живет один. Тоору хочет съязвить, что некоторые равнее других, но замолкает, когда заходит в комнату. Угловая каморка, последняя на этаже, вмещает в себя один футон и стол. Больше места нет, ящики висят на стенах, и Тоору любопытно, куда Ушивака складывает одежду. Телевизор тоже висит на стене, а у изголовья футона стоит чашка с недопитым чаем.
— Все не так плохо, — комментирует его взгляд Ушивака. — Мне было важнее жить одному.
Тоору разувается и проходит внутрь. Отодвигает занавеску и присвистывает — у Ушиваки, оказывается, есть балкон.
Балкон — это, конечно, одно название, но Тоору не удерживается — открывает дверь и выскальзывает на крошечную площадку. Очень тесно и негде развернуться, но кроны деревьев качаются на уровне груди, и Тоору протягивает руку, срывая лист. Растирает в пальцах, вдыхая свежий запах. А потом на балконе становится еще теснее — мимо протискивается Ушивака и становится рядом. Хотя рядом — это неверное слово. Они скорее прижимаются друг к другу боками и неловко ерзают, пытаясь устроиться поудобнее. Горячая близость Ушиваки слишком волнует, но Тоору не хочется уходить. Ему неожиданно хорошо, а когда Ушивака протягивает бутылку с минеральной водой, становится еще лучше.
На горлышке чувствуется вкус его губ, и возбуждение обволакивает уютным облаком. Тоору думает, что он сам себя загнал в ловушку — отсюда некуда бежать, разве что с балкона вниз, и он понятия не имеет, что делать, если Ушивака вздумает подкрепить слова делом. Но хуже всего враз накрывшее понимание, что если тот ничего не предпримет, Тоору будет разочарован.
Ожидание повисает между ними напряженным облаком, и Тоору облизывает губы, вспоминая: «Секс, свидания, поцелуи, держаться за руку». Он смотрит вниз, но в сгущающихся сумерках ничего не видно; Тоору пытается разглядеть дорожку — он ходит по ней каждый день, и как выяснилось делает это под окнами Ушиваки. Прохладный ветерок колышет ветви, и шорох листвы отзывается мурашками по всему телу. Ладонь на спине оказывается неожиданностью, и Тоору вздрагивает. Ушивака сразу же замирает, только кажется, будто пальцы подрагивают. Тоору молчит, пытаясь понять собственную реакцию, а Ушивака, словно отмерев, проводит рукой у него между лопаток — от затылка до поясницы.
— Ты замерз, — говорит он, и Тоору понимает, что дрожит.
— Да, — говорит он. — Мне пора.
Ладонь на несколько долгих секунд соприкасается со спиной, а потом исчезает. Сам Ушивака пятится и уходит с балкона, и Тоору шагает следом.
Он проходит через комнату, обувается, и оборачивается: Ушивака по-прежнему стоит рядом с балконом, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
— Приходи еще, — говорит он, когда Тоору открывает дверь.
— Как-нибудь, — Тоору выходит в коридор и идет прочь, все ускоряя шаг. Это слишком похоже на бегство, но Тоору плевать, он и в самом деле сбегает от Ушиваки с его руками, пальцами, ногами и одиночеством, которым пропиталась крошечная комнатка.

***

Ивайзуми спит, когда Тоору проскальзывает в комнату, поэтому обходится без света. Он раздевается в кромешной темноте, ставит будильник и вытягивается на футоне, прислушиваясь к собственным ощущениям. Внутри стеклянно и как-то непонятно, Тоору кажется, что пол под ним покачивается.
Он действительно на минуту задумался, что у них с Ушивакой могло бы что-нибудь получиться? Ну, что-нибудь хорошее. С этой мыслью он засыпает.

Из сна Тоору выныривает под шум льющейся воды и открывает глаза. Голый по пояс Ивайзуми набирает чайник, вид у него бодрый и выспавшийся.
— Ива-чан, а если бы я начала встречаться с Ушивакой, что бы ты сказал?
Чайник выскальзывает из рук и грохается об пол, заливая все водой, а Ивайзуми громко ругается.
— Нас когда-нибудь выселят, — бормочет он, — за дебоши.
И идет за тряпкой.
Тоору решает, что это можно воспринимать как одобрение. Но хочется конкретики.

Все утро на тренировке он косится на Ивайзуми, пока тот не огрызается:
— Ну что тебе?
— Ты не ответил на вопрос.
— Ойкава, — угрожающе начинает Ивайзуми, — я не собираюсь обсуждать с тобой это.
Он стискивает мяч, и все выглядит так, будто Тоору прямо сейчас получит. Не то чтобы это было неожиданно — обычная реакция Ивайзуми, он никогда не умел выражать эмоции.
— Но мне больше не с кем поговорить об этом, — честно отвечает Тоору, и лицо у Ивайзуми становится растерянным.
— Ты все равно сделаешь по-своему, — наконец, говорит он, — даже если я скажу, что это хреновая идея.
Тоору улыбается, а Ивайзуми уходит на другой край площадки, напуская на себя страшно озабоченный вид. Ушивака играет лучше, чем обычно, и настроение у Тоору приподнятое.

Вечером Ивайзуми говорит по телефону, а Тоору по привычке прислушивается. Тот договаривается о свидании со своей девушкой, но делает это как-то неуверенно.
— Эй, Ива-чан, что за новости? Хару — единственная, кто тебя выносит, но даже она сбежит, когда ты так мнешься.
Из трубки раздается смех, а Ивайзуми лупит его затылку. А потом говорит:
— Ты наделаешь глупостей.
— Вовсе нет, — протестует Тоору, улыбаясь так убедительно, насколько это возможно.
Но Ивайзуми все равно кривится так, будто откусил от лимона.
— Ты мне не нянька, Ива-чан, — добавляет Тоору, и, кажется, получается немного раздраженно.
Ивайзуми хмыкает и говорит в трубку, что подъедет к девяти.
Они идут, и Тоору насвистывает, глядя по сторонам. Когда они заворачивают на дорожку к общежитию, глаза поднимаются сами, и Тоору видит среди крон маленький балкончик.

В восемь Ивайзуми наконец-то сваливает, последовательно забыв бумажник, ключи от комнаты, ключи от машины и побриться. А Тоору замирает посреди пустой комнаты, совершенно не понимая, что ему теперь делать. Тянет руку за диском и обрушивает на пол целую гору — придется наводить порядок. После уборки он идет в душ, аккуратно расчесывается и натягивает джинсы с футболкой. Подумав, надевает еще одну и решает, что это достаточно стильно.

Можно куда-нибудь сходить, к девушка пускают до одиннадцати, но ноги сами несут по коридору в сторону комнаты, где живет Ушивака. Тоору чувствует себя очень глупо, замирая посреди пути — Ушиваки, скорее всего, нет, раньше Тоору не задумывался, где тот проводит время, не в этой же каморке. А если есть, то идти без повода как-то странно.
— Ойкава, — голос позади заставляет подпрыгнуть, и Тоору смеется, ероша пальцами еще влажные волосы. — У тебя ко мне какое-то дело? — спрашивает Ушивака, и Тоору морщится.
Ну конечно. Комната Ушиваки нетиповая, рядом с ней больше нет жилья, лишь технические помещения, вряд ли бы он пошел туда.
— Ива-чан уехал, — ответил Тоору, размышляя, какой бы выдумать предлог для встречи. Конечно, обсуждение предстоящей игры всегда сгодится, но даже такой тормоз как Ушивака поймет, что это отговорка.
— Сочувствую, — отвечает тот, и Тоору косится раздраженно — нельзя быть таким серьезным.
Они стоят друг против друга совершенно неподвижно, и Тоору думает, что это их первая встреча наедине без какого-то повода и предлога. От мучительной неловкости затылок покалывает, и Тоору смотрит на руки Ушиваки. Они расслабленно свисают вдоль тела, а крупные кисти чуть сжаты в кулаки.
— Мы бы могли, — пальцы сжимаются, и Тоору не отводит взгляда от обтянутых кожей костяшек, — мы могли бы поиграть, — заканчивает наконец Ушивака, и Тоору думает. Что из всех вариантов Ушивака выбрал оптимальный. Тоору мог отказаться от молочного хлеба, свидания вслепую или проспать пару, но в волейбол был готов играть всегда.
Площадка рядом с общежитием пуста, и Тоору загребает песок ногами, чувствуя его текучесть.
Ушивака подпрыгивает, разминаясь, на лице у него странное выражение, а губы подрагивает, как будто он силится что-то сказать, пока до Тоору не доходит, что это улыбка.
Тоору подбрасывает монетку и прихлопывает ее ладонью.
— Орел и решка?
— Орел, — без раздумий отвечает Ушивака, и Тоору смеется — мог бы не спрашивать.
Когда он открывает ладонь, монета смотрит на него реверсом с аккуратными цифрами.
— Тебе подавать, Ушивака-чан, — и тот послушно кивает, ловя мяч.

Они играют три полных сета, в два касания — и к концу Тоору чувствует себя совершенно вымотанным, но чертовски счастливым. Ушивака тяжело дышит, наклоняясь и упираясь в колени, кадык ходит, когда он сгладывает, а футболка потемнела от пота. Он вскидывает глаза, и Тоору отводит взгляд, словно подсмотрел за чем-то интимным. Впрочем, он всегда знал, что Ушиваки нравится играть с ним. И как ни крути, такая игра принесет пользу им обоим — они все еще плохо чувствовали друг друга на площадке. Тренер мог сколько угодно считать, что все отлично, но Тоору-то знает.

Они возвращаются, медленно остывая. На улице темно, а о фонарях тут отродясь не слышали. В непроницаемом воздухе раздает дыхание Ушиваки, иногда он задевает Тоору рукой, и от касания кожу покалывает.
Хороший момент, чтобы сделать что-нибудь романтическое. Не то, чтобы Тоору этого хотелось.
— Как твое колено? — спрашивает Ушивака, а Тоору фыркает от смеха. — У меня есть хорошая мазь, — продолжает он, — если хочешь, я тебе дам.
Тоору засовывает руки в карманы и начинает насвистывать.
— Хорошо, — отвечает он, — давай попробуем.
Он, конечно, говорил про мазь.
Когда они заходят к Ушиваке, Тоору чувствует его ладонь между своих лопаток и уходит от прикосновения. Ушивака не настаивает — включает свет и дотягивается до шкафчика. Тоору с любопытством изучает его содержимое — аптечка, несколько книг, какая-то вода и запас лент для тейпа. Спина горит.
Ушивака протискивается мимо, разувается и опускается на пол.
— Садись, — говорит он, — и давай ногу. Разотру.
Тоору смотрит на двигающиеся под рукавами футболки и мышцы, на затылок Ушиваки, коротко стриженный, пряди топорщатся, и сбрасывает кроссовки.
— Я сам, — говорит он, и Ушивака кивает, вкладывая в руку уже теплый тюбик.

***

С пола крошечная комната кажется еще меньше. Тоору может достать почти до любого угла, даже, наверное, открыть балконную дверь — что уже говорить о близости к нему Ушиваки. Вытягивая ноги, Тоору задевает Ушиваку коленями, и тот не отодвигается, просто смотрит нечитаемым взглядом, и Тоору это злит.
Кожа покрывается мурашками, когда Тоору выдавливает на колено немного мази и начинает растирать ее круговыми движениями. От Ушиваки пахнет потом и разгоряченной кожей, и теперь к этому запаху прибавляется аромат мази — чуть горьковатый и прохладный. Мазь действительно неплохая, и Тоору смотрит на тюбик — что-то американское.
— Отец присылает, — говорит Ушивака, и Тоору кивает. А потом тянется назад, за примеченной бутылкой с водой. Она оказывается дальше, чем Тоору думал, и приходится изогнуться, чтобы подцепить ее. Задравшуюся на животе футболку приходится одернуть, потому что взгляд Ушиваки пробирает до мурашек.
Вода чуть теплая, зато без газа, и Тоору пьет с удовольствием. А когда заканчивает, видит протянутую руку Ушиваки.
— Я тоже хочу.
Он допивает воду и задумчиво постукивает пальцем по пустой бутылке. Тоору сонно и непривычно, но уходить не хочется. Интересно, готовит Ушивака, тоже сидя на полу и просто дотягиваясь до столика со стоящим на нем холодильником? Тоору улыбается, представляя себе это зрелище, а потом откидывается на спину. Под головой оказывается кусок футона, и Тоору нащупывает плоскую подушку — а потом сует себе под голову.
Молчание между ними становится все ощутимее, все напряженнее, как будто прямо сейчас что-то произойдет. И когда раздается тихий щелчок перегоревшей лампочки, а комната погружается в темноту, Тоору чуть не подскакивает. А потом смеется, чувствуя, как отпускает напряжение.
— А теперь, Ушивака-чан, самое время начать болтать о всяких личных секретах, — говорит Тоору, и собственный голос в темноте звучит непривычно.
— У меня нет секретов.
Ушивака возится в темноте, постоянно задевая Тоору, а потом ложится рядом.
— Ушивака-чан такой неуклюжий.
— Извини.
Глаза понемногу привыкают к темноте, и теперь тору видит, что Ушивака тоже лежит на спине, подложив руки под голову. От него тянет теплом, и Тоору аж знобит — так хочется прикоснуться. Но он лишь ерзает и устраивается головой на согнутой руке. Дыхание Ушиваки слишком тихое. А собственное сердце колотится слишком громко. Наверное, слышно в соседнем крыле.
— А как же разговоры про первый раз? — спрашивает Тоору у темноты. — Или истории про самый неловкий момент, а?
— У меня не было неловких моментов, — с достоинством отвечает Ушивака, и Тоору смеется. Ну да, кто бы сомневался.
— Жаль, — говорит он. — Однажды я пригласил девушку в дорогое кафе. Очень долго за ней ухаживал. А потом обнаружил, что забыл бумажник. И ей пришлось платить за нас обоих.
— Ты ей вернул потом деньги?
— Конечно.
— Тогда в чем проблема?
Тоору снова смеется:
— Знаешь, это как пообещать выиграть, но не попасть на игру из-за того, что формы не было.
Ушивака молчит, и Тоору переворачивается на живот, ложась щекой на скрещенные руки.
— Первый раз у меня был, когда я только появился в сборной, — Ушивака говорит так задумчиво, как будто удивляется или толком не помнит. — Она была из женской баскетбольной сборной и старше меня на пять лет.
У Тоору сосет под ложечкой, а слюна начинает горчить. Но болезненное любопытство толкает его дальше:
— И как это было?
— Нормально. Мне понравилось.
— А ей?
— Думаю, да.
— Думаешь?
— Она приходила еще несколько раз.
Грудь сжимает, и Тоору тщательно дышит, не понимая, чем задела эта история. Обычный разговор, но почему-то не хочется представлять Ушиваку с кем-то другим.
Между лопаток ложится тяжелая ладонь, и Тоору замирает. А Ушивака начинает поглаживать его по спине. От осторожных прикосновений по спине рассыпаются мурашки и стекают в промежность. Тоору сжимает ягодицы, и огорчение отпускает, развеивается без следа.
— Тебе нравится, — говорит Ушивака без вопросительных интонаций, и Тоору дышит в скрещенные руки: ну да, ну нравится, и что дальше?
Теперь ладонь Ушиваки скользит по всей спине — от затылка до копчика, и Тоору потряхивает от удовольствия. Кожа как раскаленный нерв, и хорошо, что между ней и рукой Ушиваки — целых две футболки. Иначе это было бы слишком.
Тоору вздрагивает так сильно, что Ушивака замирает.
— Хватит?
Его пальцы касаются поясницы, и Тоору подавляет желание податься им навстречу.
— Продолжай, — говорит он.
Ушивака приподнимается на локте, и Тоору чувствует, как он нависает над ним. Напряжение отпускает, и Тоору растекается по футону и честно признается себе, что получает удовольствие. Стыдное и горячее, от него полыхает лицо, и хорошо, что в комнате темно.
Тоору придвигается ближе, почти касается ногами ног Ушиваки, и опять вздрагивает, когда его пальцы скользят по полоске коже между штанами и задравшимися краями футболок.
— Можно?
— Да.
Тоору проваливается в горячее прикосновение сухой жесткой ладони, и это лучше, чем он ожидал. Настолько лучше, что твердый член вжимается в пол, и хочется большего. Горячая темнота окутывает обоих словно влажное одеяло, невыносимо хочется раздеться, и Тоору бормочет:
— Жарко.
Ушивака помогает стянуть футболки, и Тоору ощущает себя полностью голым. Он мелко дрожит, и дрожь только усиливается, когда Ушивака прижимает его к себе и ведет рукой по ребрам.
Тоору придвигается еще ближе и упирается ягодицами в Ушиваку. Тот дышит глубоко и ровно, а потом спрашивает:
— У тебя сейчас кто-нибудь есть?
Соблазн соврать слишком велик, но Тоору не поддается искушению.
— Нет,— говорит он. У него никогда никого нет, и в этом, наверное, вся проблема.
— Понятно.
В кольце рук слишком удобно — наваливается соблазнительная усталость, и глаза сами закрываются. Тоору хочется, чтобы Ушивака сделал что-нибудь еще — что-нибудь такое стыдное, как сон, увиденный не так давно. Ушивака продолжает гладить его по спине, уже нажимая тут и там, и Тоору бормочет, когда его рука спускается к ягодицам:
— Здесь тоже можно.
И едва не кончает, когда Ушивака приспускает штаны и массирует верхнюю часть ягодиц. Это слишком больно, между прочим, мышцы как камень, и Тоору со всхлипом втягивает воздух.
А потом его разом отпускает, и волна густого жара накрывает тело. Двигаться не хочется, даже возбуждение стихает, и Тоору ерзает, устраиваясь поудобнее.
Ушивака тянется куда-то, словно собирается вставать, и Тоору недовольно удерживает его за руку.
— Я сейчас, — говорит Ушивака, гладит его по плечу и отстраняется.
Сразу становится холодно, но ненадолго. Потому что Тоору чувствует, как его тянут на футон и укладывают на свежую хрустящую подушку. Ушивака ложится рядом, и Тоору закрывает глаза. Возбуждение где-то глубоко внутри, и покачиваясь на его волнах, Тоору переворачивается на бок. Рука Ушиваки покоится у него на груди, и от ощущения этой тяжести накрывает сон.

Тоору просыпается оттого, что все тело затекло. Спать в джинсах неудобно, к тому же сказывается вечерняя игра — они завалились спать, даже не умывшись. В сером свете раннего утра лицо Ушиваки выглядит мягким. Уголки губ вечно сжатого рта приподняты, как будто ему снится что-то хорошее. А у Тоору гудит голова, его потряхивает, и хочется поскорее убраться подальше. Он осторожно выбирается из-под Ушиваки, натягивает полуспущенные джинсы, накрывает его одеялом и идет прочь. Хочется сделать какую-нибудь глупость, например, поцеловать на прощание. Тоору возмущенно фыркает про себя. Вот еще. У двери он находит свои футболки, залезает в кроссовки и кидает взгляд на Ушиваку. Тот продолжает спать, и Тоору краснеет, вспоминая, как чуть не предложил зайти дальше. Он тихо открывает дверь и выходит в прохладный коридор.

Дома порядок и тишина, в душевой никого нет, и Тоору бросает взгляд на часы — пять утра. Можно принять душ и поспать пару часов, до тренировки еще есть время. Тоору пытается убедить себя, что ничего не произошло, но долго врать не получается. Он дрочит, представляя, как Ушивака стягивает с него джинсы, долго кончает, и ложится спать совершенно несчастным.

Очевидно, что он опять куда-то вляпался. Но непонятно, почему так быстро и какого черта Ушивака. Ему даже не нравились парни — никогда. Зато у них с Ивайзуми целая куча лампочек, и это отличный повод зайти к Ушиваке по делу. А вовсе не потому, что Тоору понравилось.

***

Ивайзуми все утро бросает настороженные взгляды, и Тоору вопросительно поднимает брови. К счастью, он приехал вместе с Хару — та сидит на трибуне с фотоаппаратом, маленькая и подвижная, как ртуть. Хару учится на журналиста и собирается пойти по спортивной части — в средней школе она выигрывала национальные по фигурному катанию. До того, как получила травму. Тоору ей завидует — ее оптимизму, тому, что она смогла найти новую цель.
Ушивака стоит вполоборота, нависая над тренером; он чуть улыбается, когда тренер обводит рукой зал и что-то очень быстро говорит. Тоору отворачивается и встречается взглядом с Ивайзуми. Тот выглядит обеспокоенным, и Тоору показывает знак победы, при виде которого Ивайзуми перекашивает, будто он откусил лимон.
Когда тренировка заканчивается, Тоору просит ключи от зала — хочется еще немного побросать мяч, под кожей бурлят взгляды, которые кидал на него весь день Ушивака. Тоору чувствует себя счастливым. Настолько, что Ивайзуми улыбается и машет рукой — они с Хару собираются съездить к ее матери, очень важное событие.

— Буду болеть за тебя, Ива-чан.
— Иди ты к черту, придурок, — ворчит Ивайзуми, но улыбается, а потом все-таки говорит: — Не наделай тут глупостей.
— Кто, я? — Тоору машет руками и изображает бурное негодование.
Они оба знают, что Тоору близок к глупостям как никогда в жизни. Но у Ивайзуми — Хару, а еще Тоору никогда не простит ему вмешательства.

Когда все расходятся, Тоору подтягивает поближе корзину с мячами, берет из нее первый и стискивает в ладонях. Волейбол всегда ему помогал прийти в себя. Тоору разбежался для прыжка и подбросил первый мяч. Сотня подач. А там будет видно.

На пятьдесят второй Тоору наклонился, упираясь руками в колени, и перевел дух. В корзине желтел одинокий мяч, и от его вида накрыло тоской такой отчаянной, что захотелось выть. Оказывается, одиночество — это не когда у тебя никого. Одиночество — это когда рядом кто-то может быть, но его нет. Если бы Тоору сказал хоть слово, Ивайзуми бы остался — Хару бы поняла, они могли бы погулять втроем, или даже вчетвером — у Хару всегда был мешок подружек, с которыми она усердно знакомила Тоору.

Но Ивайзуми не было, идти к кому-то из команды на ночь глядя было совсем глупо. Тоору собрал мячи и пошел в душ. Сейчас он был бы рад кому угодно — например, Ушиваке. Хотя с чего бы ему тащиться в пустой зал.

Когда Тоору добрался до общежития, он старался не смотреть наверх — туда, где между листвой скрывался маленький балкончик. Но взгляд все равно отыскал просвет между ветвями — из окна лился свет, а значит, Ушивака сейчас у себя. Идти к нему сейчас — отвратительная идея, давно Тоору не чувствовал себя таким жалким. И в то же время мысль об этом принесла облегчение. Они просто посидят немного — если, конечно, у Ушиваки нет других планов.

В комнате царил беспорядок — он проспал, а Ивайзуми вообще ночевал у Хару, поэтому примчался в самый последний момент и вывернулся наружу шкаф в поисках своей формы. Пока Тоору заправлял постель и раскладывал вещи, навязчивое желание сходить к Ушиваке не утихло, а совсем напротив, стало казаться неплохой идеей.

Тоору вышел в тихий полутемный коридору с нетбуком под мышкой. С каждым шагом воздух становился все гуще, а сердце стучало все сильнее. Простая деревянная дверь была плотно закрыта, из-за нее не доносилось ни звука, и Тоору провел рукой по косяку, испещренному старыми заусеницами. Многие поколения студентов таскали этой комнаты мебель или, наоборот, затаскивали внутрь, цепляясь острыми углами за дверь.

Тоору еще раз прислушался — шум крови в ушах все равно заглушал звуки — и постучал. За дверью по-прежнему царила тишина, и Тоору задумался, есть ли смысл стучать еще. С одной стороны, он мог постучать слишком тихо, и Ушивака его не услышал. С другой стороны, Ушивака мог лечь спать, и тогда…

Дверь открылась.

Ушивака действительно собирался спать. В одних трусах вид у него был нелепый и слишком интимный. Тоору отвел взгляд от живота с широкой густой дорожкой волос и откашлялся. Ниже он старательно не смотрел.

— Я помешал?

Разумеется, он помешал, но уйти, извинившись, не было никаких сил, давно Тоору не чувствовал себя так глупо.

— Нет, — вдруг ответил Ушивака и отступил в комнату, шире открывая дверь. — Нет, я собирался смотреть фильм. Заходи.

На полу, занимая почти все пространство, был расстелен футон, бледно-желтый ночник ронял на подушку неровный круг света, у изголовья мерцал ноутбук, рядом стояла чашка. Тоору вдруг подумал, что пришел с пустыми руками — как неловко. То есть, не совсем с пустыми, у него тоже был ноутбук с кучей фильмов, которые им с Ивайзуми некогда было смотреть, но все-таки.

— Заходи, — повторил Ушивака, и когда Тоору шагнул внутрь, захлопнул за ним дверь. — Я смотрю канал Дискавери, если хочешь…

Тоору хотел. Окунувшись в уютный полумрак. Наполненный запахом и дыханием Ушиваки, Тоору, наверное, захотел бы что угодно — даже представление театра кабуки.

— Ушивака-чан меня удивляет, — проговорил Тоору просто чтобы взять ситуацию под контроль. — Я-то думал, что в свободное время ты смотришь волейбольные матчи.

— Матчи у меня тоже есть, если хочешь…

Ушивака сел на футон, подтянул ноги и накрыл одеялом. А потом сдвинулся к краю и приглашающе откинул одеяло. Тоору застыл, балансируя между паникой и восхищением. У некоторых было все слишком просто.

— Холодно, — пояснил Ушивака, — от балкона дует.

Тоору прикусил губу, чтобы не рассмеяться истерически, а потом решительно взялся за ширинку джинсов. Все-таки глупо ложиться в постель одетым. Когда он стянул через голову футболку, чувствуя на себя взгляд Ушиваки, то вспомнил, что нужно ответить.

— Дискавери сойдет.

Он скользнул под одеяло, как нырнул с вышки, одним движением. Колено задело бедро Ушиваки, и от этого волоски на теле поднялись дыбом. А тот неловко шевельнулся, касаясь еще раз, и водрузил себе на колени ноутбук, провел указательным пальцем по тач-паду, и экран ожил.

На экране маленький тигренок переваливался с боку на бок, а Ушивака негромко заметил:

— Я думал, ты уйдешь с Ивайзуми.

Тоору какое-то время размышлял, что лучше — соврать или признаться, что он почувствовал себя настолько одиноким, что поперся к Ушиваке. О том, что в любое другое время он, не раздумывая, пошел бы с Ивайзуми и Хару, Тоору старался не думать.

— Решил отдохнуть, — наконец, ответил он, чувствуя, как к голому плечу прижимается плечо Ушиваки. Его кожа была гладкой и горячей, и Тоору хотелось так сидеть вечно.

— Тебе неудобно, — заметил Ушивака, приподнялся, а через миг Тоору уже полулежал, откинувшись на его руку.

Сердце стучало как сумасшедшее, а под ложечкой тянуло.

Продолжение в комментариях, 900 слов