С капитаном Зараки время летит незаметно
Update: война войной, обед по расписанию.
Спасибо Тории за название, пинки и правки
Кажется, повысился рейтинг. В общем, на всякий случай ставлю R, хотя там того эра - кот наплакал.
По итогам: вот тебе и написала крошечный миник. Два авторских листа как с куста. Графоманская морда.
Шапка фикаКаждый АНП должен написать простую историю любви Альбуса и Скорпиуса.
Хотела выложить этот текст после написания, но что-то заскучала. И решила завести еще один фик "в процессе".
Мне кажется, это будет самая ниочемная история. Но мне просто приятно и легко это писать, и, как правильно заметила недавно Алисия, на некоторых текстах автор напрягается, а на некоторых - отдыхает.
Я отдыхаю и, надеюсь, вы тоже отдохнете.
Название: "Как умею"
Автор: Пухоспинка
Бета: Алисия
Пейринг: АСП/СГМ
Рейтинг: R
Жанр: романс
Категория: слэш
Размер: миди
Содержание: про любовь и ничего более
Предупреждение: UST, флафф
Статус: закончен
Примечание: в подарок для WebKitten, которая угадала мой текст на весенней Малфой-мании. Ну и вообще в подарок
1-5 главы, ссылка на 6 главу
Скорпиус размахнулся и запустил снежком в карикатурное изображение. Тощий прилизанный человечек с высоко задранным носом отряхивал с плеча пылинку, спотыкался, нелепо кувыркался по склону, поднимался, снова отряхивал пылинку, снова кувыркался – и так до бесконечности. Бросок получился неуклюжим, снежок даже не попал в стену.
Чья это работа, было ясно без подписи. Хотя Ал Поттер, конечно же, не преминул поставить под карикатурой три закорючки: АСП. Противно. Какого черта, в самом деле? Что он сделал Альбусу, если тот день за днем изводит Скорпиуса? Иногда казалось, что с Поттером вполне можно найти общий язык – у них совпадали взгляды на многие вещи, он часто высказывал дельные мысли, с которыми Скорпиус соглашался – а порой и поддерживал в споре. Но через день все менялось – обидные, злые слова разрушали взаимопонимание, сложившееся накануне, и все возвращалось на круги своя. Самое смешное, что до четвертого курса они неплохо ладили.
Скорпиус философски воспринимал перепады настроения одноклассника – уже давно уяснил себе, что пытаться понять Альбуса Северуса дело не только бесполезное, но еще и небезопасное. Поэтому от все учащающихся насмешек он просто отмахивался. Лезть в драку из-за карикатуры? Или анекдота, пущенного по школе? Или проклясть из-за снега, обнаруженного субботним утром в постели? Помилуйте. Он же Малфой. Карикатура походя сожжена, пергамент с анекдотом проигнорирован, а от снега в теплой постели Скорпиус даже не дернулся, чем втайне особенно гордился. Просто очистил кровать, перевернулся на другой бок и, к своему удивлению, спокойно заснул.
И вот новая карикатура. Скорпиус сам не понимал, чем она его так задела. Он рассматривал падающего человечка и злился – злился самым настоящим образом, было даже немного смешно. И вовсе он не такой тощий! И нос он не задирает. Просто родители учили его держать спину ровно, а голову – высоко. И не такой уж он чистюля. То есть, он любит аккуратность, но совсем не брезгливый, и флобберчервей спокойно чистит, не то что некоторые. Скорпиус прервал поток оправданий, которые он мог бы выкрикнуть в лицо бестолковому Поттеру, и сердито уставился на рисунок. Его было бы неплохо удалить, но с Поттера могло статься зачаровать изображение от стирания – если не чего похуже.
– Эй, Малфой! Любуешься на свой портрет? Как живой прям.
За спиной раздался смех. Скорпиус медленно развернулся и окинул взглядом весь цвет родимого факультета – если, конечно, под «цветом» понимать мускулы, а не ум. Вытащил палочку и небрежно постучал о бедро.
Колин МакЛири усмехался противно, выразительно посматривая на друзей. И откуда что взялось? Раньше был тише воды и ниже травы. Впрочем, понятно, откуда – взяли в квиддичную команду, внимание, успех, девочки бегают, фотографируются, с Поттерами обоими, опять же, начал общаться. Даже с гриффиндорцем Джеймсом – мол, приличный парень, оказывается. Три раза смешно, попробовал бы он при Альбусе сказать что-нибудь другое.
МакЛири на всякий случай оглянулся на товарищей, но все же продолжил глумливо:
– Что молчишь, бледная немочь? Так портрет понравился?
В этом момент крупный, тяжелый комок снега ударил Колина прямо в лицо, заставив его заорать от боли. А потом – от бешенства.
– Какого черта?! Да я тебя щас!..
Скорпиус резко обернулся – к ним целеустремленно двигался Альбус Поттер, угрожающе подбрасывая в руке плотный снежок.
– Ал, блин, ну ты даешь, и шуточки у тебя, – нервно и немного обиженно засмеялся Колин, – вон, над Малфоем шути…
Второй снежок ударил его ровно в лоб с такой силой, что заставил покачнуться.
– Ал, да ты чего, что я такого сделал?
– Если бы сделал – убил бы, – спокойно сообщил Поттер. – Наезжать на Малфоя – моя приятная обязанность и любимое развлечение. А свои игрушки я не даю никому.
Это было действительно так – Альбус отличался патологической ревностью к своим вещам. Однажды он проклял семикурсника только за то, что он посмел взять в руки его метлу. Не то чтобы Ал был жадным – но границы щедрости устанавливал сам, не терпя, когда что-то брали без спроса – будь то метла, учебник или расписание занятий.
Воспоминание о метле окончательно лишило Скорпиуса душевного равновесия – чувствовать себя наравне с полетным инвентарем было унизительно и обидно. И он, не задумываясь, развернулся всем корпусом и влепил по Альбусу раздевающим проклятьем. Одежда на Поттере вспыхнула под испуганные крики наблюдателей, а Скорпиус развернулся и бросился прочь.
Он анализировал свои чувства: облегчение – когда Альбус запустил снежками в МакЛири, непонимание – когда Скорпиус задумался о причинах этого поступка, ярость – когда он услышал, что говорил Ал, и, наконец, обида. Да что такое с ним сегодня?! Первый раз, что ли? Обычно ему доставляли удовольствие подобные пикировки – он был сильным магом, знал кучу проклятий и не стеснялся их использовать против одноклассников. Но обида все равно душила так, что невольно выступали слезы. Это будет катастрофой, концом всего. И триумфом Поттера. Самое страшное, что Скорпиус устал. Его все чаще начала посещать мысль – может, сдаться? Бросить все, признать себя побежденным, согласиться, что да, его обижают насмешки Альбуса, что его убивает невозможность найти общий язык с Алом. И тогда наверняка все закончится. Поттер найдет себе другую жертву и начнет ее изводить.
Скорпиус ускорил бег, не обращая внимания, что спотыкается о какие-то корни, ветки. Позади кто-то выкрикивал его имя – но кто бы это ни был, пусть катится к дьяволу. А за примененное заклинание к однокурснику Скорпиус ответит попозже – когда успокоится. И он побежал еще быстрее. Крики усилились, как будто кто-то его всерьез преследовал.
Он понял, что бежит по опушке Запретного леса, только когда нога подвернулась, и он споткнулся, вскрикнув от боли. Попытался удержать равновесие, но снова оступился и кувырком провалился куда-то вниз. Перед глазами мелькнуло небо, потом толстые стволы деревьев, а сам Скорпиус полетел-покатился, больно ударяясь о выступающие из крутого склона камни и корни деревьев. Он взмахнул руками, тщетно пытаясь остановить падение, и вдруг дикая боль пронзила от кисти до плеча, выворачивая наизнанку.
Сознание возвращалось медленно. Тело болело так, будто Скорпиуса отдубасила спятившая метла. И было холодно, чертовски холодно. Набившийся за шиворот и за пазуху снег заливал противной ледяной влагой тело.
Сквозь накатывающие волны боли он ощутил какое-то движение над собой. Сверху посыпались мелкие камни, кусочки коры. Кто-то тяжело спрыгнул рядом.
– Скорпиус!
Поттер. Только его здесь не хватало.
– Пришел удостовериться, что все прошло, как задумывал? – в голосе злость, он совсем не дрожит – и это хорошо. А глаза лучше не открывать. Боль, поначалу столь чудовищная, сейчас притупилась. Но смотреть на руку Скорпиусу не хотелось – в ушах все еще стоял хруст собственных костей.
– Скорпиус! – В голосе Альбуса звучала паника. Не смотреть, не смотреть!
Скорпиус попробовал пошевелиться, и от запястья через все тело прошла волна дикой боли, от которой потемнело в глазах.
Очнулся он оттого, что его обволакивало тепло. Боли не чувствовалось. Скорпиус распахнул глаза и приподнялся.
– Стой, куда? А ну лежать! – Поттер был деловит и сосредоточен. Поджав губы, он транфигурировал из земли, обломанных веток и снега что-то очень похожее на носилки. Да не похожее, а носилки и есть. Скорпиус, завороженный зрелищем, смотрел, как по виску Альбуса катится пот. Лицо, руки, выглядывающие из закатанной по локоть мантии, были красными – и Скорпиус вспомнил о Раздевающем. Судя по всему, кто-то поделился с Альбусом верхней одеждой – иначе он бы так быстро не прибежал.
Приличных размеров яма, из которой торчали белые корни деревьев, свидетельствовала, что трансфигурацией Поттер занимался долго. Носилки на глазах приобретали законченную форму.
– Без тебя разберусь, – проворчал Скорпиус и осмотрелся. Взгляд упал на руку, которая еще недавно так болела. Сначала он не сообразил, что видит – над кистью торчало что-то белое, с красными разводами. Когда он попытался шевельнуть рукой, красно-белая палка шевельнулась, и Скорпиус понял, что это его рука. От ужаса перехватило горло и закружилась голова. Он перекатился на бок, и его вырвало.
– Мерлин, говорил же – лежи, не двигайся… – руки Альбуса обхватили плечи. Он поддерживал Скорпиуса до тех пор, пока того не перестало рвать. Потом достал платок и осторожно вытер ему лицо. – Сейчас, я уже закончил... ты главное, не смотри, ладно? Ничего страшного там нет, мадам Помфри еще не такое лечила.
Скорпиуса все еще подташнивало, но он оттолкнул Поттера и приподнялся.
– Ноги у меня вроде бы не сломаны? Сам дойду.
– Да не дойдешь, я обезболивающее накладывать плохо умею! Его хватает-то на пятнадцать минут, не больше. Давай, на носилки.
Скорпиус скептически посмотрел на Альбуса. Но вдруг тело начало ныть – не сильно, но ощутимо, а в сломанной руке разлилось тупое пятно боли.
– Давай, давай, – озабоченно заторопился Альбус, отводя глаза, – ложись скорее.
– Да что ты вокруг меня носишься? Сам дойду!
– Куда ты дойдешь избитый и со сломанной рукой? Овраг тянется на милю в лес.
Скорпиус упрямо сжал зубы и сделал шаг по направлению к склону. Руку пронзила острая боль, и он зашипел сквозь зубы.
– Скорпиус, – голос у Поттера стал совсем несчастным и умоляющим. Стоило переломать конечности, чтобы услышать такое: – Пожалуйста.
Следующей вспышки боли просто не было. Скорпиус очнулся на чем-то теплом и мягком, словно пух.
– Поттер, а ты эстет. Мог бы сделать носилки на скорую руку, я бы полежал на твердом, не умер, – попробовал он усмехнуться непослушными губами.
Альбус бросил на него короткий взгляд и взмахнул палочкой. Скорпиус почувствовал, как носилки под ним плавно взмыли в воздух и поплыли вверх. Когда они опустились на землю с мягким толчком, Скорпиус пошевелился, стараясь лечь поудобнее – и поморщился от боли. На этот раз обезболивающие чары удались Поттеру намного хуже.
Через пять минут он услышал сопение и увидел выросшую в поле зрения фигуру Альбуса.
– Ну, как ты? – торопливо отряхиваясь от снега и веток, спросил Поттер.
– Нормально.
Хотя ничего нормального не было. Боль накатывала волнами, скручивалась в желудке узлом тошноты, и Скорпиусу подумалось, что пуховая перинка на носилках – это очень, очень правильная идея. Можно закрыть глаза и представить, что ты уже дома. На голых досках он, наверное, уже бы умер.
Скорпиус распахнул глаза и увидел, что Альбус всматривается ему в лицо с болезненным, напряженным вниманием, а выглядит таким несчастным, как будто сам только что сломал руку. Поттер отшатнулся, словно смутившись, и торопливо сказал:
– Ну, все, поехали. Я постараюсь быстрее. Если станет совсем плохо – говори. Я наложу еще обезболивающее.
Левитировал Альбус хорошо. Первые пять минут Скорпиус даже не замечал плавного скольжения по воздуху. Но чары обезболивания постепенно рассеивались, становилось все хуже. Скорпиус изо всех сил сжимал зубы, стараясь не застонать. Ему казалось, если пожаловаться, похныкать – станет намного легче, кто-то придет и утешит. Краем глаза он уже видел башни Хогвартса – стоило потерпеть совсем немного, смысла отвлекать Альбуса от левитации не было никакого. Холодный пот заливал глаза, заклятье, согревающее его, тоже рассеялось, и Скорпиус не мог сдерживать дрожь. Ведь уже совсем недолго осталось, верно?
Как Альбус доставил его в Больничное крыло, Скорпиус помнил плохо – постоянно тошнило, бросало то в жар, то в холод, окружающие фигуры казались нечеткими и размытым, носилки покачивало, отчего он словно проваливался в воздушные ямы, похожие на те, что случаются во время полета на метле. Из гула незнакомых гудящих голосов он легко выделял голос Альбуса. Но никак не мог разобрать, о чем же тот говорил – и это сильно раздражало, даже больше, чем невозможность двинуться и сказать, что все в порядке.
В Больничное крыло Скорпиус не попадал ни разу. Ну, разумеется, за исключением регулярных осмотров. То есть в кабинете у мадам Помфри бывал, а так, чтобы надолго, в палату – нет.
И ни капли не жалел – скука страшная. Оказалось, что у него помимо сложнейшего перелома руки, еще сотрясение мозга, треснуло два ребра, множественные ушибы, и в придачу он все-таки простыл. И все одновременно лечить невозможно. Итого – неделя в больничном крыле. Скорпиус даже подумать не мог, что когда-нибудь заболеет настолько, что проваляется на койке целых семь дней.
Режим посещений был очень строгим, приемных часов было всего три, и два из них приходились на занятия. И, в основном, однокурсникам и просто знакомым приходили только с семи до восьми вечера. Альбуса не было. После прихода Колина МакЛири, который, смущенно помявшись, принес свои извинения, Скорпиус подсознательно ждал Поттера – но тщетно. Впрочем, это было в его духе – помочь, показать себя человеком, а потом забыть, наплевав.
Зато в тишине Больничного крыла оказалось удивительно комфортно заниматься уроками. Скорпиус умудрился пройти самостоятельно теорию по всем предметам, и чувствовал себя совсем уверенно. Хорошего настроения добавил приход родителей. И жизнь, несмотря на все еще болевшую руку, постепенно налаживалась.
Если повезет, завтра Скорпиуса выпишут. Он даже не думал, что будет так скучать по одноклассникам – и их общей комнате в подземельях. Улегшись спать, он долго перебирал в памяти все, чем займется, когда выйдет из своего заточения – оказалось, ему доставляют радость самые обыденные вещи, а он этого совсем не замечал: пикировки с тем же Альбусом, утреннее ворчание одноклассников, собирающихся на тренировку по квиддичу, кресло у вечернего камина… Незаметно для себя он уснул.
Проснулся, как это часто бывало, когда царила глубокая ночь. Потянулся, устраиваясь поудобнее на боку и тихонько проваливаясь в сон. Скорпиус сам не понимал, что заставило его прислушаться – в одноместной палате царила тишина. Но ощущение чужого присутствия не проходило. Он рассматривал сквозь полуопущенные ресницы сумрак перед собой и напряженно вслушивался в тишину, как вдруг в поле словно из ниоткуда зрения появилась черная мантия. И тотчас Скорпиус услышал едва заметное, тихое-тихое, прерывистое дыхание.
– Скорпиус… – раздался тихий голос. – Ты спишь?
Скорпиус продолжил ровно дышать, хотя сердце подпрыгнуло в груди и быстро-быстро забилось. Альбус Поттер какое-то время стоял тихо, а потом осторожно опустился на стул рядом с кроватью. Скорпиус лежал, мысли его текли размеренно и плавно – словно общая атмосфера сонной палаты повлияла на скорость реакции. Зачем Поттер пришел сюда? Почему он сделал это ночью? И, кстати, еще один вопрос – насколько Скорпиус знал, с факультета так и не сняли баллы за примененное к товарищу проклятье. Почему он никому не рассказал?
Альбус тем временем сидел тихонько, не двигаясь. И лишь изредка глубоко вздыхал. Время текло медленно, но Скорпиусу совсем не хотелось спать. Он вслушивался в дыхание своего посетителя, в то, как он едва слышно шелестит мантией, двигаясь на стуле, как сглатывает – и чувствовал, что сердце бьется все сильнее. Он мысленно отрепетировал вопрос, который, наконец-то, собрался задать, когда Альбус зашуршал одеждой, поднимаясь. В душе поднялось разочарование – может, собраться с силами и спросить сейчас?
Но Альбус не дал ему ничего не сказать. Опустившись перед кроватью на колени, он уткнулся в подушку совсем рядом с лицом Скорпиуса так, что тот мог ощутить легкий запах шерсти от одежды, мыла и пота. Когда Ал оторвался от подушки, его теплое дыхание обожгло щеку. А потом Скорпиус ощутил легкое прикосновение к коже мягких губ – и щекочущий ухо вздох.
От удивления Скорпиус моргнул, а Альбус отпрянул. Зашуршала ткань, и когда Скорпиус решился открыть глаза, в палате уже никого не было. Приподнявшись в кровати, он провел пальцем по щеке, которая еще хранила прикосновение чужих губ. И глубоко задумался.
Получается, что… Нет, Скорпиус, конечно, слышал о таком – говорят, Великий маг Дамблдор был из этих. Тогда получается, что все эти насмешки, оскорбления – все потому, будто Альбус влюблен в него, Скорпиуса? Он еще раз перебрал свои воспоминания, касающиеся их с Поттером взаимоотношений. Сейчас на них можно взглянуть в новом свете. Но сколько не напрягался Скорпиус, он никак не мог усмотреть в поведении одноклассника что-то, свидетельствующее о глубоких чувствах. Ни один поступок – кроме, конечно, самого факта постоянного оскорбительного внимания. Скорпиус не верил, что Альбус мог настолько хорошо скрывать эмоции – к тому же Скорпиус время от времени встречался с девочками, а значит, собственник Поттер давно бы проявил к подружкам Скорпиуса внимание, подобное тому, что он оказал МакЛири. Скорпиус проворочался с этими мыслями до самого рассвета, так и не разобравшись в мотивах одноклассника. Но твердо понял одно – чтобы все осознать, ему нужно время, и побольше. Значит, первое время придется избегать Поттера. А потом он попробует поговорить с ним.
Но выписали Скорпиуса только к вечеру. Мадам Помфри долго ахала вокруг его руки – единственного, что еще беспокоило Скорпиуса – и оставила в Больничном крыле еще на день. Казалось, что он весь пропитался костеростом – еще немного, и тот польется из ушей. Альбус не появлялся, и это радовало. Объясняться Скорпиус был еще не готов, а спокойно отреагировать на присутствие одноклассника пока бы не получилось.
Перед дверью в слизеринскую гостиную Скорпиус унял часто бившееся сердце, повторяя, как себя поведет, встретив Альбуса, но, как выяснилось, его тревоги были напрасны. Поттер отсутствовал. Факультет приветствовал Скорпиуса уютным пламенем камина, визгом первокурсников, суетой старших классов. Эмили Вайс, староста, улыбнулась и потрепала Скорпиуса по макушке:
– Добро пожаловать домой, лежебока. Надеюсь, ты усердно занимался – потому что завтра у вашего курса контрольная по трансфигурации. Некоторым, – тут послышались веселые смешки, и Эмили грозно посмотрела на однокурсников, – ее уже зачли. Но тебе сдавать придется.
– Некоторым – это кому? – не понял Скорпиус. – Поттеру? За носилки? Правильно зачли. Кстати, где он?
– На отработке, где же еще.
– Угу, – подал голос Тим Веддинг, – еще неделю сортиры мыть и классы драить без палочки. До самого отбоя, а то и в двенадцать приходит – у кого как.
– За что? – Скорпиус был потрясен. Поттер, конечно, еще так заноза в заднице, но что такого он выкинул, чтобы заслужить подобное наказание? – У нас же через две недели игра с Гриффиндором!
– Ты еще спрашиваешь! – Эмили возмущенно тряхнула волосами. Семикурсникам разрешались вольности в прическе, чем они отлично пользовались – особенно девушки. Скорпиус всегда думал, что в следующем году у него появится такая же возможность. – За направленный сглаз на ученика, приведший к сложным увечьям, вообще-то исключать положено.
– О черт… – Голова закружилась. – Так он меня?.. – В памяти промелькнуло воспоминание о карикатуре и о том, как он летел со склона. Наверное, со стороны это было тоже смешно – тоненькие ручки-ножки, сломанные конечности.
– Угу, – Эмили снова тряхнула пышной шевелюрой. – Мистера Поттера вызывали, разбирались – пока ты в Больничном крыле валялся.
– И что в итоге решили?
– Случайность. Он же сам прибежал к директору Лонгботтому рассказать, что навел порчу. Мадам Помфри тебя долго обследовала, нашла следы еще двух слабеньких проклятий – совсем слабеньких.
– В общем, Альбус опять отличился, – Тим засмеялся. – Тут люди годами учатся порчу наводить, чтобы это было незаметно, а у него случайно выходит. Не парься, Флитвик за него всерьез взялся – будет контролировать эти дела. Хотя непонятно, чего он тебя так невзлюбил, – пожал плечами приятель.
– Ты бы все-таки занялся подготовкой к контрольной – возьми у кого-нибудь конспекты. Или, если хочешь, я у девочек попрошу, – предложила Эмили.
В итоге, когда в комнату ввалился усталый Альбус, Скорпиус сидел за задернутым пологом в своей кровати и прилежно читал конспект по трансфигурации, одолженный ему Филиппой Голдштейн.
Утром Скорпиус проснулся самым первым и самым первым же сбежал на завтрак, шутливо кинув Тиму, что выспался в Больничном крыле на месяц вперед. Когда он торопливо приканчивал сок, появился смурной и отчаянно зевающий Альбус в сопровождении своей обычной квиддичной свиты. Пока они рассаживались, Скорпиус улизнул прочь, стараясь сделать так, чтобы его уход все же не казался позорным бегством. На занятиях они никогда особенно не общались, поэтому делать вид, что ничего не происходит, оказалось легче легкого. Равно как и сбегать из аудитории раньше всех – Скорпиус легко подхватил учебники Филиппы и они, смеясь, выскочили из класса самыми первыми.
Так продолжалось всю неделю. Во время общения с Альбусом, который выглядел непривычно угрюмым, Скорпиусу легко удавалось держать прежний тон. Хотя в свете дня, глядя на злое, решительно лицо Поттера, Скорпиусу все чаще казалось, что ночной визит, прерывистое дыхание у себя на щеке и поцелуй ему просто померещились. Но решение обсудить сложившуюся ситуацию не изменилось. Одну из лекций профессор Флитвик посвятил теории стихийных заклятий – всем было ясно, зачем. Долго и, надо сказать, чрезвычайно нудно, рассказывал, что это такое. Как избежать наведения порчи, приводил в пример Век костров и то, что причиной гонений на волшебников часто служила как раз неспособность сдерживать эту самую природную, стихийную магию. Из всей этой лекции Скорпиус вынес одно – при наведении порчи маг должен испытывать довольно сильные эмоции. Какие – не так важно. Поэтому, даже если Скорпиусу и привиделся ночной визит Альбуса, обсудить, за что тот его так ненавидит, тоже стоило – потому что, как правильно отметил отец, приехав проведать Скорпиуса, это слишком далеко зашло.
Записку с просьбой о встрече он послал Аллу через обычную почтовую сову из хогвартского птичника.
«Альбус, предлагаю встретиться в завтра перед завтраком в классе нумерологии. Надо обсудить происшедшее. С. Малфой»
Вот так. Коротко, по делу. Ну и со всем уважением, конечно же. Когда во время пятничного ужина сова принесла Альбусу письмо, он равнодушно отвязал от лапки коричневый прямоугольник и пробежал глазами текст. Как-то странно дернулся, а потом лениво оттолкнул МакЛири, попытавшегося сунуть нос в записку. Что-то сказал, пряча пергамент в карман, от чего Колин покраснел, а окружающиеся засмеялись.
А вечером Скорпиус обнаружил на подушке обрывок обычной белой бумаги с одним-единственным словом: «Буду». После чего со спокойной совестью улегся спать.
А когда подскочил от звона будильника, слышного только ему, то увидел, что Альбуса в комнате уже не было. Скорпиус влетел в аудиторию с мокрыми от душа волосами и огляделся. Ал сидел на широком подоконнике и смотрел в окно.
Скорпиус вздохнул поглубже. Растерянно думая, что за всей этой утренней спешкой у него совсем вылетело из головы, что нужно обдумать речь. Вчера он вроде бы решил для себя, как именно поведет разговор. Но сейчас, глядя на мрачного, зевающего Альбуса, он смутился. Мелькнула предательская мыслишка – зря он все это затеял. Но отступать было поздно.
Ал прекратил созерцать вид из окна. Скорпиус торопливо подошел, бросил сумку на пол и заговорил – пока Альбус не вздумал его поприветствовать в своей издевательской манере.
– Извини, я опоздал. Давно ждешь?
– О чем ты хотел поговорить? – Поттер смахнул пыль с подоконника рядом с собой, притянул к себе поближе тяжелую парту, вытянул на ней ноги и с интересом посмотрел на Скорпиуса.
– Слушай, – спросил тот, усаживаясь рядом, – почему ты никому не сказал про раздевающее? И что с баллами? Я не видел, чтобы они у нас сильно уменьшились.
– Ты меня позвал про баллы разговаривать?
– Нет, то есть, и про это тоже. Я все-таки не понимаю, что происходит. Понимаешь? – Скорпиус сам чувствовал, что его лепет, иначе не скажешь, звучит донельзя убого.
– Слушай, – Поттер устало стукнулся затылком о стекло, – если ты хочешь мне что-то сказать – говори. Нет, я пошел на завтрак. Надоело.
– Ну, в общем, я хотел поблагодарить, за то, что донес меня до Больничного крыла, – окончательно пал духом Скорпиус. Как можно разговаривать с этим человеком по-хорошему? Только настроишься на нормальный разговор, и сразу Альбусу надо непременно вывести его из себя. Охватила привычная злость. – Но ты, я вижу, в благодарностях не нуждаешься.
– У тебя все, что ли? – ухмыльнулся Поттер.
– Да. – На душе у Скорпиуса было муторно. Что же за невезение такое? Вроде бы ничего не делаем друг другу плохого – а общаться не можем.
– Ну, раз все, я пошел.
Ал спрыгнул с подоконника, подхватил сумку и быстро пошел к двери.
– Почему ты меня поцеловал?
Поттер остановился так резко, словно натолкнулся на стену.
– В каком смысле? – равнодушно поинтересовался он.
– Не прикидывайся идиотом. Ты понял, о чем я.
– Значит, не спал? – Поттер развернулся и подошел ближе. Он смотрел Скорпиусу в глаза вызывающе, насмешливо.
Силы как-то разом кончились. Скорпиус прикрыл глаза, чувствуя себя полным идиотом, и начал мечтать о том, как бы ему отсюда исчезнуть. В самом деле, на что он рассчитывал? Что Поттер влюблен? Какая чушь. Может, он поэкспериментировать хотел, может, случайно все получилось – да мало идей бродит в голове Альбуса Поттера? От собственной глупости и наивности даже затошнило.
– Эй… Скорпиус, ты чего?
В голосе Альбуса зазвучала самая настоящая паника. Не успел Скорпиус послать его со своей заботой прямо туда, к черту в запретный лет, как его стащил с подоконника и бесцеремонно затрясли.
– С ума сошел?! – рассвирепел Скорпиус, – ты чего делаешь, придурок?!
– Тьфу, напугал, – зло ответил Ал и поспешно вскочил, схватив сумку. – Все, до встречи.
Скорпиус выхватил палочку и стремительно запечатал дверь. Альбус медленно развернулся. Смотрел не уже не зло, а как-то весело, прищурившись и прикусив нижнюю губу.
– Ну, раз ты настаиваешь – поговорим! – Он отшвырнул сумку и оседлал стул. – Спрашивай – отвечу.
У Скорпиуса кружилась голова от этих переходов. Спрятал подальше палочку, чтобы она не выдавала дрожанье рук. Сглотнул.
– Я уже задал тебе вопрос.
Ответ прозвучал отрывисто:
– Не знаю. Понимаешь? Не знаю я! Дай руку.
– Что?
– Руку дай, говорю!
Скорпиус хотел возмутиться, но посмотрел в сузившиеся, злые глаза Альбуса, только вздохнул. Протянул ладонь тыльной стороной вверх. Ал смотрел на руку как на ожившего мантикраба, а потом обхватил кисть двумя руками. Сжал между ладонями и замер, закрыв глаза и словно прислушиваясь к чему-то в себе.
Скорпиус решил последовать примеру одноклассника. Его ладони были горячими, твердыми. Собственная кожа показалась какой-то девчоночьей. Но ощущать чужое крепкое пожатие было приятно. Все же. Ну почему они не могут быть друзьями? Вечно происходит какая-то ерунда. Вот и сейчас Ал вдруг сжал его кисть так, что Скорпиус дернулся от боли и попытался выдернуть руку.
– Прости, – глухо ответил Поттер и разжал ладони.
Он сидел, сгорбившись и глядя в одну точку.
Скорпиус решился.
– Слушай. Мне наплевать, что происходит. Почему мы, черт побери, не можем быть друзьями? Почему мы все время ругаемся? Мы же можем нормально общаться…
– Если бы ты не был таким засранцем, может, мы бы и общались…
– Я?! – Скорпиус так удивился, что самым неприличным образом разинул рот, глядя на Поттера. – Почему я?
– А что, я? Каждый раз цедишь что-нибудь до ужаса умное так, что хочется прибить.
Глотая от возмущения воздух, Скорпиус, не мог найти слов, чтобы выразить свое возмущение:
– Ты… ты… – И в итоге сказал совсем не то, что собирался: – Я не засранец. – Он сам понимал, что звучало это глупо и по-детски. Но ничего не мог с собой поделать. – Может, мы попробуем? – нерешительно предложил Скорпиус. – Ну, дружить?
– Давай, – легко согласился Ал. Угрюмость у него прошла, на лице заиграла привычная ухмылка.
– Руку не протягиваю, – фыркнул Скорпиус, – а то ты ее от радости сломаешь.
– Я буду очень ласков, – преувеличенно серьезно сказал Ал, – как Джеймс с квоффлом.
Они засмеялись. Одержимость старшего брата Альбуса квиддичем вошла в легенды, а его теория о том, чем нежнее обращаться с квоффлом, тем лучше он слушается игрока – в анекдоте.
На завтрак пришлось бежать. В итоге они успели плюхнуться на освободившуюся скамью, съесть остывшую кашу с беконом, торопливо запивая ее тыквенным соком, и даже не опоздать на Трансфигурацию. Альбус дернул его за многострадальную руку и указал выразительным взглядом на пустую парту в конце кабинета.
К концу дня оказалось, что дружить с Альбусом Поттером гораздо интереснее, чем пикироваться и обмениваться оскорблениями. А вот на вопрос, почему одноклассник поцеловал Скорпиуса, Ал так и не ответил. Но торопить события не хотелось – влюблен в него там Поттер или, наоборот, ненавидит – дело десятое. Сейчас важно, что они перестали ссориться. Это здорово. Да и для здоровья безопаснее.
А к концу недели Скорпиус понял, что его справедливо можно назвать счастливейшим из людей. Оказывается, необходимость быть все время начеку и ожидать подвоха от товарищей по факультету – занятие довольно утомительное. К тому же Альбус оказался именно таким собеседником, как о нем думал Скорпиус – понимающим и остроумным. Ну и совпадение взглядов радовало. От отработок за наложенное на одноклассника проклятье его никто не освободил, и Скорпиус составлял компанию Поттеру, который все вечера проводил за чисткой и мытьем школьных классов.
Привычная свита отработки не жаловала, члены слизеринской квиддичной команды изредка забегали, чтобы поддержать своего ловца, но, привыкнув к присутствию Скорпиуса, скоро совсем перестали это делать. К тому же, было непохоже, что Ал страдает от их отсутствия.
В эту субботу был последний день отработок, и Ал решил, что не будет откладывать дело на вечер, а отполирует Кубки в зале наград с утра – хоть и долго, но самое необременительное занятие, которое тот решил оставить напоследок. И в этом, к слову, Скорпиус его тоже целиком поддерживал, предпочитая делать сначала всю самую сложную работу, все, что полегче, оставляя на потом.
Скорпиус вместе с Алом не пошел, решив сходить все же в Хогсмид вместе с факультетом. Альбусу на посещение деревни разрешение выдадут еще нескоро, поэтому Скорпиус пошел с Тимом и Филиппой. По пути они носились как сумасшедшие, кидались мокрым снегом и сбивали сосульки на счет – кто больше. Когда они пришли в «Три метлы», Скорпиус вдруг заскучал и, набив карманы сладостями и прихватив свежий «Спортивный пророк», он отправился к Алу.
Когда Малфой появился в Зале наград, то увидел, что Альбус отдыхал, улегшись прямо на пыльный пол, и задумчиво созерцая высокий потолок.
– Замерзнешь, трубочист.
Альбус вскочил, радостно – по-настоящему радостно – улыбнувшись.
– Я думал, ты в Хогсмиде.
– Без тебя там скучно. Держи.
Скорпиус бросил в сторону Поттер пакет со сладостями, который тот поймал одним быстрым, неуловимым движением. Ловец, в Мерлина его папу.
– А Спортивный пророк я буду читать тебе вслух. Если ты, конечно, еще не закончил.
– Немного осталось. Только вот мне кажется, что вчера вечером нечищеных кубков было побольше. Что ты по этому поводу думаешь?
– Я думаю, ты ошибся, – бодро отрапортовал Скорпиус, улыбаясь. – Устал, невнимательность у тебя в последнее время страшная…
На самом деле примерно треть кубков Скорпиус отчистил при помощи волшебной палочки, этой ночью. Уговорил Кровавого барона покараулить, и привел в порядок самые дальние, которые не сразу бросятся в глаза.
– Спасибо, – Ал с благодарностью посмотрел на Скорпиуса, потом на пакет в своих руках.
– Не за что, – ухмыльнулся тот. – Я ведь ничего не сделал.
Фил пришел, когда Альбус дочищал последнюю награду. Медленно, шаркая, прошелся по Залу, неодобрительно зыркая на Скорпиуса, словно подозревая того в неведомых школьных нарушениях, придирчиво осмотрел кубки, вытащил из-за пазухи потрепанный замасленный журнал, сделал в нем какую-то отметку и проскрипел:
– Вы можете идти, мистер Поттер. Как закончите с этим кубком. Я скажу директору, что ваше наказание закончилось.
А потом, также медленно шаркая, покинул Зал наград.
Альбус подбросил вверх мокрую щетку, ловко поймал ее, а Скорпиус издал победный клич молодого дементора, как это называл дедушка. После того, как они покинули злосчастный Зал наград, Альбус умудрился уговорить Скорпиуса покататься на ледяной горке. В итоге через два часа они ввалились к себе в комнату с горящими щеками, уставшие и вспотевшие. Разберились по душевым, а когда выползли, обнаружили, что сил больше ни на что не осталось – даже на теорию гербологии, которую Скорпиус отложил повторить, как самый легкий предмет.
Ал плюхнулся на свою кровать и протянул:
– А вот сейчас бы кто-нибудь мне почитал Спортивный пророк.
Скорпиус зевнул, улегся на своей кровати поудобнее, вытащил смятую газету и, откашлявшись, начал зачитывать интервью с главный тренером Осмингтонских ос, пытавшегося объяснить поклонникам причину затянушейся серии проигрышей его команды.
– Чего ты там бубнишь, – недовольно проворчал Ал, – я половину не слышу. Он сполз с кровати. Прихватил одеяло и устроился рядом со Скорпиусом. Тот еще раз душераздирающе зевнул и сдвинулся на край, давай Альбусу больше места. Тот устроился на его кровати как на своей собственной, блаженно жмурился, слушая, как читает Скорпиус и тихонько пихал ногой, когда тот замолкал давая себе передышку. Потом они рассматривали колдографи, а когда надоело – то просто уютно молчали. Скорпиус еще впомнил слова отца, который говорил, что хорошо молчать можно только с близким человеком. Скорпиус никогда не понимал, что значит «хорошо молчать», но сейчас до него дошло. Незаметно для себя он уснул, прижимаясь к теплому боку Альбуса.
Прикосновение к щеке было щекочущим. Но не раздражающим и вызывающим желание стряхнуть помеху, а приятным, ласковым. Чей-то палец осторожно вел по лицу, очерчивая линию челюсти, поглаживая подбородок в том месте, где у Скорпиуса была ямочка. Потом палец скользнул за ухо, провел по коже, взъерошил волосы. А потом куда-то исчез. Скорпиус недовольно вздохнул, желая, чтобы ласка вернулась. Чье-то дыхание согрело щеку, а к коже прикоснулись чьи-то теплые губы. Скорпиусу казалось, будто что-то похожее с ним уже происходило, но лежать было так приятно, очень надежно и спокойно, что думать совершенно не хотелось. Бывают такие моменты во сне, когда ты встречаешь человека, и чувствуешь, что вы с ним – как магловский пазл, сошлись один к одному. И вдруг Скорпиус вспомнил. И тут же проснулся.
Ал прижимался к его бедру чем-то твердым и таким горячим, что это ощущалось даже через два слоя домашних брюк. И, наклонившись, легко касался губами лица Скорпиуса. И только через несколько долгих ударов сердца до Скорпиуса дошло, что же такое прижимается к его ноге.
Он сглотнул и спросил, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно:
– Альбус, что ты делаешь?
Вспоминая случившееся в спальне, Скорпиус никак не мог сообразить, почему он воспринял все так спокойно. Он однажды с отцом был в Лондоне, на улице какой-то магл не мог закрыть дверь в своей машине, и все время повторял «Вот же черт, заклинило! Заклинило!». Вот и Скорпиуса заклинило, как ту дверь. Ведь можно было что-то, наверное, сделать? Оттолкнуть, проклясть, в конце концов, просто дать в глаз. Но вместо этого Скорпиус лежал как бревно и на полном серьезе ждал ответа.
А Поттер просто скатился с кровати и заперся в душе. И Скорпиус же его после этого упрашивал выйти, говорил, что ничего страшного не случилось, что он все понимает… Последнее заявление было самым смешным – а чего он, собственно, понимал? Да ничего. Но, похоже, именно оно заставило Альбуса покинуть свое убежище.
Ал появился покрасневший, до ужаса взъерошенный. Отводил глаза, пока, наконец, Скорпиус не схватил его за шиворот и не усадил на кровать. Разговор тоже получился странный. Ал все время молчал, лишь только покорно кивал или вяло мотал головой в ответ на длинные тирады Скорпиуса. Которые сводились, в общем-то, к тому, что всякое, конечно, в жизни случается, но это же не повод портить отношения. От глупости собственных слов ныло под ложечкой, Ал мрачнел все больше, атмосфера накалялась. Как вдруг Альбус проснулся от летаргического сна, прервал Скорпиуса на полуслове и заявил, поглядывая исподлобья:
– Значит, ты не против таких отношений?
Скорпиус так и сел, где стоял. Вообще-то он понимал слово «отношения» очень специфическим образом – да-да, именно тем самым. Например, у него с Филиппой вот-вот могли начаться эти самые отношения. По крайней мере, книги он за ней носил. И с отработки у Спраут вечером однажды встречал – они немного постояли на свежем воздухе, как бы случайно касаясь рук друг друга.
И только исключительно шоком можно объяснить его ответ на этот вопрос:
– Конечно, не против.
Это сейчас Скорпиус понимал, что Ал проявил чудеса слизеринской выдержки и не бросился ему на шею. С другой стороны, ситуация хоть и дурацкая, зато с плеч свалилась огромная тяжесть. Им надо было все это раньше обсудить. Мысль о странном отношении к нему Ала Скорпиус в итоге задвинул куда подальше. Она выплывала из глубин памяти, только когда Ал вроде бы случайно касался спины Скорпиуса, или когда они лежали после отбоя и тихонько разговаривали, мысль эта билась в голове. Они больше не обсуждали случившееся, как-то незаметно выработали для себя негласные правила – Альбус не распускает руки, Скорпиус делает вид, что не помнит о чувствах Ала.
Сегодня Альбус позвал Скорпиуса прогуляться. Это тоже было частью их негласного договора – иногда Алу хотелось проводить время наедине со Скорпиусом, не деля его больше ни с кем. Выяснилось, что много можно узнать, просто слушая друг друга. Квиддичные правила и стратегии, к которым Скорпиус никогда не проявлял ни малейшего интереса, в изложении Альбуса оказались увлекательными и совсем несложными. Скорпиус же с удовольствием рассказывал, как из описания шляпки жены начальника Департамента тайн можно определить, повысятся ли налоги с импорта – Ал хохотал до слез и обещал не пропускать ни одной сплетни.
Скорпиус дожидался Ала на улице. Тот выскочил, по своему обыкновению, бладжером, на ходу застегивая мантию. Удивительно, как можно демонстрировать потрясающую собранность на занятиях и быть таким безалаберным в бытовых мелочах? Поттер мог опоздать на обед на сорок минут, а потом громко возмущаться, что ему пришлось ходить голодным. Кстати, об обеде. Судя по всему, Альбус забыл о еде. Скорпиус мысленно поздравил себя – в сумке лежали плотный сверток бутербродов и бутылка горячего чаю.
– Я знаю, я опоздал, извини, пожалуйста, – скороговоркой выпалил Ал, а Скорпиус только расхохотался в ответ.
– Ладно, что с тебя взять, пошли.
– Куда?
– Ты еще не решил? Куда глаза глядят.
– И куда они у тебя глядят?
Дальше они шагали молча. Альбус по пути оглядывал себя, застегивая оставшиеся пуговицы на мантии, а Скорпиус просто наслаждался хорошей погодой – щеки чуть пощипывало легким ветром, из-за которого хотелось дышать во всю грудь. Шум студенческих голосов сегодня был чужим и далеким, не хотелось реагировать на окружающих. Скорпиус остановился, только когда Ал дернул его за рукав. Они пришли к карикатуре – той самой. Правда, рисунок оказался полустерт, да и двигался смешной человечек не так бодро – как будто из карикатуры ушла жизнь.
– Я ее уничтожить хотел, а потом… ну, дурацкое ощущение, как будто это я на тебя руку поднять решил, – Альбус смешно взлохматил волосы.
Скорпиус смотрел на рисунок новыми глазами. Похоже. И забавно. Очень точно, всего несколькими штрихами, переданы черты лица, особенности походки. И этот задранный кверху нос… Скорпиус захихикал.
– Тебе смешно? А мне вот не очень. Как вспомню, какой ты там лежал… изломанный.
– Да ладно тебе, Ал. Ты ни в чем не виноват.
– Я никогда ни в чем не виноват.
Скорпиус только вздохнул. Тема его полета в овраг до сих пор была для Альбуса болезненной. Зря они здесь остановились.
– Идем, – пришла его пора тянуть Ала за рукав.
– Куда?
– Давай, давай.
Беседки в это время не пользовались популярностью среди учеников Хогвартса. В самом деле, что делать на жестких деревянных скамьях зимой? Даже согревающие чары не изгонят сырость, ветер и унылый пейзаж. Но сейчас посидеть в беседке показалось Скорпиусу хорошей идеей. Хотя бы потому, что отсюда не видно дурацкой стены с карикатурой. Зато открылся отличный вид на Хогвартс.
Скорпиус смахнул нападавший снег, согрел скамейку, уселся на нее и похлопал по сиденью рядом с собой. Ал молча устроился рядом и притих. Голоса учеников остались где-то далеко, ветер совсем пропал. Альбус легонько привалился к плечу Скорпиуса, и тот не стал его одергивать – слишком уж было хорошо. А когда пошел снег, все как будто замерло.
Ал пошевелился, поднял голову:
– Снег пошел? Я думал, уже все…
– Февраль.
– Угу…
Он внимательно осмотрел Скорпиуса и решительно замотал ему горло своим шарфом.
-Черт, а я еду не взял…
– Не волнуйся, у меня с собой.
– Что бы я без тебя делал?
– Сидел бы в Большом Зале, говорил о квиддиче – в тепле, сухости и покое.
– Какой кошмар.
– Держи, – Скорпиус вынул из сумки бутерброды, передал один Альбусу.
Они ели еще теплый бекон, запивали его горячим чаем, отщипывали кусочки хлеба и кидали на землю. Крошки терялись в свежевыпавшем снегу, но ненадолго – шустрые воробьи склевывали угощение и возмущенно чирикали.
– Хорошо. – Альбус спрятал бутылку и уничтожил следы пиршества. – Сейчас бы поспать.
Он вскинул глаза на Скорпиуса, словно спрашивая разрешения, и положил голову ему на плечо. Скорпиус поерзал, устраиваясь поудобнее. Ал благодарно потерся щекой о плечо и снова притих.
Копошащиеся в снегу перед беседкой воробьи истошно зачирикали и унеслись.
– Вот вы где! А я вас обыскалась! – улыбнулась Филиппа. – Что делаете?
– Ничего, просто сидим, – Скорпиус улыбнулся, – но тебе, как и воробьям, не повезло – бутерброды мы уже съели.
– Переживу. Можно к вам?
Ал выглядел немножко сонным и совсем-совсем отстраненным. Скорпиус толкнул его в бок.
– Что? Конечно, присаживайся.
Филиппа устроилась рядом со Скорпиусом и принялась выкладывать последние новости: Роза Блетчли подралась с Кристиной Стельмах, обоих девочек отвели к декану, и он сейчас с ними разбирается, хотя какой смысл, Слизерин уже лишился пятидесяти баллов, ведь они умудрились во время драки разбить часть стены заклинаниями и проклясть друг друга так, что мадам Помфри несколько часов приводила их в порядок.
Скорпиусу всегда нравилась Филиппа. Она была симпатичной, веселой. И, вроде бы, ей нравился Скорпиус. Они изредка встречались поболтать о том, о сем, но дальше не совсем дружеских рукопожатий дело не доходило. И сейчас Скорпиусу казалось, что девушка будет совершенно не против, если он перейдет к активным действиям. Из задумчивости его вывел Альбус, весело трепавшейся с Филиппой. Он толкнул Скорпиуса в бок и сказал:
– Все, я пошел, жду тебя вечером. Контрольная по трансфигурации, помнишь? Мы решили делать ее сегодня. – Соскочил со скамьи и зашагал в сторону замка.
– Хорошо, что вы нашли общий язык, – сказала Филиппа. – У вас ведь столько общего, никогда не понимала, чего вы все время грызетесь.
– Я тоже, – невесело улыбнулся Скорпиус. В это время в его руку легла маленькая ладонь, и он благодарно сжал теплые пальцы. Взял другой рукой Филиппу за подбородок и осторожно поцеловал. Ощущения были… приятные. Очень. Поцелуй будоражил кровь, хотелось чего-то большего, хотя Скорпиус и не понимал, чего. Филиппа отвернулась, покраснев, а потом сразу же положила голову Скорпиусу на плечо. Совсем как Альбус недавно. Скорпиус вздрогнул.
– Замерз?
– Да, пожалуй, нам пора. Идем?
Все-таки беседка – это отличная идея. И целуется Филиппа хорошо.
Когда они пришли в гостиную, там вовсю кипел скандал. Альбус ругался сразу с тремя одноклассникам, причем, судя по виду младшекурсников, досталось всем. Филиппа помахала на прощанье и шмыгнула к спальню девушек. А Скорпиус шагнул к Алу.
– Что случилось?
– Не твое дело, – буркнул Альбус, провожая взглядом Филиппу, – мы будем сегодня заниматься?
– Будем.
– Тогда пошли.
К концу вечера Ал оттаял. Они умудрились вдвоем написать одну контрольную, причем для каждой из задач нашли по два решения – чтобы не казалось, будто они списали друг у друга.
Весь следующий месяц настроение было отличное. Филиппа решительно настроилась продолжать свидания и с каждой встречей позволяла Скорпиусу все больше и больше. Правда, они не заговаривали о каком-то общем будущем, да и вообще не афишировали свои встречи – торопиться было некуда. Скорпиус иногда ловил себя на мысли, чего в его отношении к Филиппе больше – настоящей симпатии или азарта.
Они целовались за теплицами, плечи Филиппы были горячими даже сквозь мантию, девушка податливо подавалась навстречу, и осознание, что скоро ему будет позволено намного больше, почти все – заводило.
Зато Альбус совсем притих. Они по-прежнему гуляли вместе, но что-то изменилось. Что – Скорпиус понял, когда они сидели вместе на берегу озера. Ал перестал прикасаться к Скорпиусу. В отношениях все было по-прежнему – они точно так же много времени проводили вместе, разговаривали почти обо всем. Но вот этого – ладони на спине, головы на плече – уже не было. Наверное, это здорово? Значит, Ал перерос свое странное увлечение Скорпиусом и можно больше не думать о том, как бы не попасть в неловкую ситуацию. Однажды они заговорили о Филиппе.
– Ведь она тебе нравится? – спросил тогда Альбус.
– Ну да, нравится, – ответил Скорпиус, удивленный таким вопросом «в лоб».
– А почему ты с ней проводишь так мало времени? Может быть, она бы хотела общаться больше?
Скорпиус посмеялся, ответив, что у него есть Альбус.
В марте их встречи с Филиппой хоть и не участились, но стали намного дольше. Альбус вроде бы не протестовал, и Скорпиус совсем успокоился. В тот день они возвращались в Подземелья через три часа после отбоя и чудом убежали от Филча. Непонятно, как он мог до сих пор появляться с такой скоростью в самых разных концах замках, поэтому приходилось быть очень осторожными. Когда они нырнули в гостиную, из кресла перед камином раздался голос Ала:
– В следующий раз предупреждайте. Почему я должен выкручиваться и врать декану, где ты есть, Скорпиус.
– Прости, Ал. Я больше не буду. Честное слово.
– Не будет он, – проворчал Поттер, захлопнул книгу и ушел спать.
Скорпиус попытался дозваться Ала, но тот лишь послал его к черту и наглухо задернул полог. Настроение, бывшее и без того странным, испортилось. «Больше не буду», – это такая присказка из детства, Ал, наверное, тоже ее знает. Только вот Скорпиус действительно «больше» не собирался. Сегодня, кончив от ощущения горячих настойчивых пальчиков на своей ширинке и поглаживая Филиппу по мягкой груди, он вдруг отчетливо осознал, что продолжение его не интересует – вообще. Захотелось опыта? Секса? Добился своего, молодец. Стало противно. Уже засыпая, он принял твердое решение – поговорить с Филиппой начистоту. И еще раз попросить прощения у Ала.
Утром его решение только укрепилось. Полог кровати Альбуса был отдернут, наверняка тот уже встал. Скорпиус замурлыкал песенку, оглядываясь. Почему-то казалось, будто комната изменилась. Сделал шаг и заметил, что у изножья кровати Альбуса, где всегда стоял его сундук, пусто. Только валяется сплющенное Быстропишущее перо, которое, судя по всему, пролежало под тяжелым ящиком весь год. «А ведь Ал его искал», – мелькнула растерянная мысль. И сразу стало понятно, что странного было в комнате. Скорпиус бросился к тумбочке Ала. Пусто.
И на завтрак Поттер тоже не пришел. Когда Скорпиус выдернул из громкой толпы гриффиндорцев хмурого, невыспавшегося Джеймса, тот подтвердил то, о чем Скорпиус уже догадался – Ала в Хогвартсе нет.
– Дома он, – процедил Джеймс, – пока документы в Дурмштранг придут, пока обратно.
Скорпиус отошел от старшего Поттера потрясенный. Альбус переводится в другую школу? Зачем?
Разговор с Филиппой прошел тяжело. Скорпиус глядел в заплаканные глаза девушки, что-то бормотал несусветное и чувствовал себя последним подонком. Хотелось утешить, сказать, что он идиот, не понимал, насколько для нее это было серьезно. Но не получилось. Лучше уж теперь вот так – выслушивать обвинения, справедливые и не очень. Узнал о себе столько нового – не передать. Равнодушный, холодный, эгоистичный, скользкий, только одно и нужно было… Вот насчет последнего не поспоришь. И сразу возражения куда-то пропадали. Сидел, голову в плечи вжимал. Филиппа тогда разошлась вовсю, Скорпиус дал выговориться. Она, конечно, не во всем права, но если ей будет легче – пусть. Но вот кое-что из сказанного Филиппой заставило задуматься. Неужели он действительно не видит дальше собственного носа и заметит свою любовь, только когда ее потеряет?
Эта мысль грызла его всю неделю после исчезновения Альбуса. Поттера не хватало. Очень. На душе скребли кошки, каждый день тек медленно, словно переваренный кисель. Аппетит пропал совершенно, на завтраки, обеды и ужины Скорпиус ходил по инерции. Вливался в галдящую толпу отвратительно энергичных одноклассников, вяло проталкивал в себя ложку чего-то, по вкусу напоминающего картон, отодвигал тарелку и уходил.
А потом пришло письмо. Ничего особенного, Альбус писал для всех, просил прочитать вслух. Все отлично, в Дурмштранге сейчас холодно, Ал почти закончил переэкзаменовку, дисциплина строгая, но не очень.
Скорпиус с выражением передал положенные приветы, посидел немного в общей гостиной, выдавил из себя несколько слов и позорно сбежал в спальню, где дрожащими руками развернул пергамент и долго рассматривал скупые строчки. Он выискивал малейший намек, который бы подтвердил особенное отношение Альбуса к Скорпиусу. О том, как Поттер-младший скучал, или как ему плохо там, одному. Ну хоть какой-нибудь знак, что Алу без Скорпиуса неважно. Ничего. Захотелось завыть от ужаса, от чувства потери, которая отозвалась провалом где-то в грудной клетке, наполнила ужасом и опустошила. Он сам не заметил, как, скорчившись, вцепился зубами в подушку и бессильно рычал одним горлом.
Скорпиус никогда не думал, что может быть так больно. Он бы предпочел еще раз скатиться с оврага. Переломать все кости, только не чувствовать этой тянущей, выматывающей душу боли, царапающей тупыми когтями грудную клетку изнутри. Чувство потери не давало есть, дышать, спать. Он забылся сном лишь под утро, понадеявшись, что учеба, школьная суета отвлекут, помогут взять себя в руки, посмотреть на ситуацию непредвзято, проанализировать, наконец! Но ничего не получилось.
На сочинение ответа ушло два дня. Скорпиус писал, перечитывал, очищал пергамент и принимался писать по новой. Настрой собственных ответов пугал – Скорпиус то скатывался в истерику и сыпал мелким почерком обвинения в том, будто Альбус его приручил и бросил, то писал какую-то высокопарную мудреную покровительственную хрень, от которой сводило зубы, то выплескивал на ни в чем не повинный пергамент сумасшедшую веселую ярость, пытаясь показать, как ему, Скорпиусу, хорошо живется без Ала. А то и вообще давал себе зарок ничего не писать – раз он ему, Альбусу, настолько безразличен, что тот не посчитал нужным предупредить. Письмо он в итоге сочинил и отправил – даже нашел в себе силы обойти одноклассников, чтобы каждый приложил свое послание. На пергаменте не было ни слова о том, что беспокоило Скорпиуса – он не написал ни о расставании с Филиппой, ни о своих бессонных ночах, ни о горькой обиде за поспешное и тайное бегство Ала. В конце концов, Альбус ни в чем не виноват. А Скорпиусу нужно подумать.
Иногда он гадал, что бы произошло, окажись он внимательнее, услышь, как Альбус собирает вещи? Смог бы его удержать? Скорпиус мечтал о хроновороте – знал, что теоретически они существуют, вопрос в цене, и даже написал отцу – на что получил характерный ответ: «Для учебы от вас подобного артефакта не требуют. А для прочих вещей он тебе не нужен». Иногда Скорпиус просыпался с мыслью, что все это шутка, дурацкий розыгрыш, Альбус по какой-то причине всех надул – особенно его, Скорпиуса, и сейчас спокойно дрыхнет в своей кровати. Иногда приходили кошмары – Ал погиб, а его семья скрывает это от общественности, желая воскресить каким-то страшным темномагмическим ритуалом.
После одного такого сна Скорпиус проснулся с криком, перебудив одноклассников. Долго лежал, тяжело дыша от пережитого острого ужаса потери, и вдруг отчетливо понял – он бы отдал все что угодно, лишь бы вернуть Ала. Даже правую руку. И вдруг пружина, сжимавшая горло все это время, распрямилась, горло перехватило, а потом дыхание выровнялось и совершенно успокоилось. Как он мог думать о таких глупостях, когда решение – вот оно, на поверхности. Ведь ничего страшного не произошло, никакого конца света не случилось – все можно исправить. Скорпиус заснул моментально, как только додумал мысль до конца.
Утром голова была необыкновенно ясной. Он вскочил раньше всех, долго стоял в душе, радостно фыркая и наслаждаясь каждой минутой. А когда с улыбкой пришел в гостиную, одноклассники поприветствовали одобрительными возгласами:
– Я знал, что ты не будешь долго страдать по Филиппе, – доверительно сообщил Тим Веддинг, – вокруг столько классных девчонок.
Вот, значит, как восприняли ситуацию его товарищи? Тем лучше – для него. И для Филиппы. Похоже, та не стала оповещать никого об истинных причинах разрыва – и Скорпиус был ей благодарен.
Перед завтраком он долго сидел над пергаментом, формулируя письмо родителям, потом аккуратно запечатал и отправил со школьной совой.
Вызов к директору застал его после окончания занятий. Прежде чем направиться в кабинет к профессору Лонгботтому, Скорпиус привел себя в порядок. Мятая мантия и лохматая голова точно не поспособствуют разговору с отцом.
Скорпиус отчетливо проговорил пароль, присланный вместе с приглашением, и поднялся по лестнице. Его появление прервало разговор профессора и родителей. Директор улыбнулся, поднялся из-за стола и сказал:
– Я вас провожу в соседнюю комнату, там вы сможете побеседовать.
Скорпиус вздернул подбородок и шагнул в дверь, распахнувшуюся сама собой. Он слышал, как зашуршала ткань родительских мантий. Сейчас все, о чем он думал – это как показать зрелость своего решения, не сорваться в истерику, а спокойно, трезво объяснить, почему для него это важно.
Когда они зашли в комнату, дверь за всеми троими неслышно захлопнулась. Скорпиус вглядывался в лица родителей. Мама не выдержала первой – улыбнулась, подбежала и крепко обняла сына. Скорпиус на мгновенье прижался к ней, а потом отстранился.
– Здравствуй, папа.
– Здравствуй, – Драко был, как всегда, сдержан. – Расскажи, пожалуйста, почему ты собираешься перевестись в Дурмштранг.
Скорпиус глубоко вдохнул и напомнил себе – главное, не сорваться. Иначе отец согнет его. Своим спокойным, бесстрастным, словно гипнотизирующим голосом переубедит, скажет, что это нецелесообразно, а желание Скорпиуса продиктовано эмоциями. Примет решение и откажется обсуждать. Скорпиус всегда соглашался с отцом. Но не сейчас. Только не сегодня. Он снова набрал воздуха и медленно выдохнул, усмиряя колотящееся сердце.
– Отец. Я уже взрослый. – Черт, не так, совсем не то он говорит! – Но вы мне по-прежнему важны и нужны. И я... хотел попросить помощи.
Мама смотрела огромными глазами, а отец, наоборот, словно окаменел, превратившись в статую. Молчал. И Скорпиус продолжил:
– У меня появился друг. Мы поссорились. Недавно. По… по моей вине. Я его сильно… – слова давались с трудом, в горле набух противный комок, глаза уже начало пощипывать, – …сильно обидел. Не могу сказать – чем, но… мы поссорились, а потом он перевелся в другую школу. Я не могу это так оставить. Я обязан все исправить.
Несколько секунд прошли в томительном молчании, после чего заговорил Драко:
– Я ценю твою честность. Хотя нам с твоей мамой хотелось бы услышать историю целиком, – он усмехнулся, посмотрев Скорпиусу в глаза, – но то, о чем ты говоришь, не требует перевода в другую школу. Я знаком с Бакировым, думаю, мы с ним договоримся о пропуске в Дурмштранг. Ты поговоришь со своим другом…
Скорпиус, покачав головой, прервал отца:
– Пап. Вот если бы тебя обидели... ну, настолько, что ты бы перевелся в другую школу – ты бы как, после разговора все простил?
Вид у Драко при словах Скорпиуса стал какой-то отрешенный:
– Нет. После разговора – точно бы не простил. – Он улыбнулся, словно о чем-то вспомнил, очень слабо, уголками губ. – Точно бы не простил. Чего ты хочешь от нас с матерью? Ты все решил. Ты ведь уже совершеннолетний.
Скорпиус смутился:
– Ну, я вас уважаю… – вот чего он не продумал, так это свою дальнейшую речь. Он не ожидал, что отец так легко уступит. Ожидал напора аргументов, требований забыть о ерунде, даже подготовил блестящий монолог о важности дружбы в его жизни, и даже готов был ударить ниже пояса – намекнуть отцу, что у него самого такого близкого человека никогда не было. Но все это не понадобилось, и Скорпиус растерялся. – Ну, мне бы хотелось, чтобы вы поняли… Я могу подать документы сам. Но если вы поможете…
Он окончательно потерялся и вдруг выпалил:
– Я не думал, что вы согласитесь!
Отец усмехнулся.
– Так или иначе, – сказал он, – я уже говорил с Бакировым. Он готов взять тебя на общих основаниях. Условия такие же, как и для всех: переэкзаменовка – там, насколько мне известно, учебные программы отличаются от хогвартских, дисциплина, отличная учеба. Ему бездельники не нужны.
И Скорпиус сделал то, чего не позволял себе с одиннадцатилетнего возраста – завопил и бросился к отцу, повиснув у того на шее. Шепнул в ухо:
– Спасибо, пап.
Потом, смутившись, отошел к матери. Астория пригладила слегка растрепанные волосы Скорпиуса.
– Мы все обсудили заранее. – Вздохнула: – Есть хоть один шанс отговорить тебя от этой безумной идеи?
Он только мотнул головой:
– Прости, мам. Ни единого. Я все решил.
Астория распрямила плечи, грустно улыбнулась и кивнула:
– Наш мальчик вырос, а мы и не заметили.
Всю последующую неделю Скорпиус сбивался с ног. Куча заявлений, справок, сборов, сданные в библиотеку книги, отчет по практикам, снова справки – на этот раз медицинские, и опять заявления. Перевод оказался весьма утомительным занятием. Осталось только гадать, кто всем этим занимался для Альбуса – Скорпиус мог поклясться, что ничем подобным друг не промышлял последние дни перед отъездом.
За суетой сборов ноющая боль в груди утихла, стала как будто глуше, и Скорпиус радовался передышке. Словно знал – стоило только остановиться, и тоска снова вцепится ему в горло. А потом прилетела сова из Дурмштранга с копией его заявления, скрепленной печатью института и штампом «Принято», а также длинным перечнем вещей, которые должен иметь при себе студент этого заведения. Остался последний, самый важный шаг – переезд из Хогвартса. Скорпиус ожидал печали, горечи от разлуки с родными стенами, но ничего подобного не происходило. Его сердце было уже там, далеко на севере, в школе, где в список обязательной одежды входит меховая шапка, унты, красная мантия, подбитая мехом. И Скорпиусу в очередной раз стало ясно – все, что ему было здесь дорого, связано с Алом.
На следующее утро портключ, присланный из Дурмштранга, закружил Скорпиуса, отозвавшись толчком в солнечном сплетении, и выплюнул в кабинете директора его новой школы.
Шестая глава от 31 октября - в комментариях
Окончание от 3 ноября - в комментариях
Спасибо Тории за название, пинки и правки
Кажется, повысился рейтинг. В общем, на всякий случай ставлю R, хотя там того эра - кот наплакал.
По итогам: вот тебе и написала крошечный миник. Два авторских листа как с куста. Графоманская морда.
Шапка фикаКаждый АНП должен написать простую историю любви Альбуса и Скорпиуса.
Хотела выложить этот текст после написания, но что-то заскучала. И решила завести еще один фик "в процессе".
Мне кажется, это будет самая ниочемная история. Но мне просто приятно и легко это писать, и, как правильно заметила недавно Алисия, на некоторых текстах автор напрягается, а на некоторых - отдыхает.
Я отдыхаю и, надеюсь, вы тоже отдохнете.
Название: "Как умею"
Автор: Пухоспинка
Бета: Алисия
Пейринг: АСП/СГМ
Рейтинг: R
Жанр: романс
Категория: слэш
Размер: миди
Содержание: про любовь и ничего более
Предупреждение: UST, флафф
Статус: закончен
Примечание: в подарок для WebKitten, которая угадала мой текст на весенней Малфой-мании. Ну и вообще в подарок
1-5 главы, ссылка на 6 главу
1 глава
Скорпиус размахнулся и запустил снежком в карикатурное изображение. Тощий прилизанный человечек с высоко задранным носом отряхивал с плеча пылинку, спотыкался, нелепо кувыркался по склону, поднимался, снова отряхивал пылинку, снова кувыркался – и так до бесконечности. Бросок получился неуклюжим, снежок даже не попал в стену.
Чья это работа, было ясно без подписи. Хотя Ал Поттер, конечно же, не преминул поставить под карикатурой три закорючки: АСП. Противно. Какого черта, в самом деле? Что он сделал Альбусу, если тот день за днем изводит Скорпиуса? Иногда казалось, что с Поттером вполне можно найти общий язык – у них совпадали взгляды на многие вещи, он часто высказывал дельные мысли, с которыми Скорпиус соглашался – а порой и поддерживал в споре. Но через день все менялось – обидные, злые слова разрушали взаимопонимание, сложившееся накануне, и все возвращалось на круги своя. Самое смешное, что до четвертого курса они неплохо ладили.
Скорпиус философски воспринимал перепады настроения одноклассника – уже давно уяснил себе, что пытаться понять Альбуса Северуса дело не только бесполезное, но еще и небезопасное. Поэтому от все учащающихся насмешек он просто отмахивался. Лезть в драку из-за карикатуры? Или анекдота, пущенного по школе? Или проклясть из-за снега, обнаруженного субботним утром в постели? Помилуйте. Он же Малфой. Карикатура походя сожжена, пергамент с анекдотом проигнорирован, а от снега в теплой постели Скорпиус даже не дернулся, чем втайне особенно гордился. Просто очистил кровать, перевернулся на другой бок и, к своему удивлению, спокойно заснул.
И вот новая карикатура. Скорпиус сам не понимал, чем она его так задела. Он рассматривал падающего человечка и злился – злился самым настоящим образом, было даже немного смешно. И вовсе он не такой тощий! И нос он не задирает. Просто родители учили его держать спину ровно, а голову – высоко. И не такой уж он чистюля. То есть, он любит аккуратность, но совсем не брезгливый, и флобберчервей спокойно чистит, не то что некоторые. Скорпиус прервал поток оправданий, которые он мог бы выкрикнуть в лицо бестолковому Поттеру, и сердито уставился на рисунок. Его было бы неплохо удалить, но с Поттера могло статься зачаровать изображение от стирания – если не чего похуже.
– Эй, Малфой! Любуешься на свой портрет? Как живой прям.
За спиной раздался смех. Скорпиус медленно развернулся и окинул взглядом весь цвет родимого факультета – если, конечно, под «цветом» понимать мускулы, а не ум. Вытащил палочку и небрежно постучал о бедро.
Колин МакЛири усмехался противно, выразительно посматривая на друзей. И откуда что взялось? Раньше был тише воды и ниже травы. Впрочем, понятно, откуда – взяли в квиддичную команду, внимание, успех, девочки бегают, фотографируются, с Поттерами обоими, опять же, начал общаться. Даже с гриффиндорцем Джеймсом – мол, приличный парень, оказывается. Три раза смешно, попробовал бы он при Альбусе сказать что-нибудь другое.
МакЛири на всякий случай оглянулся на товарищей, но все же продолжил глумливо:
– Что молчишь, бледная немочь? Так портрет понравился?
В этом момент крупный, тяжелый комок снега ударил Колина прямо в лицо, заставив его заорать от боли. А потом – от бешенства.
– Какого черта?! Да я тебя щас!..
Скорпиус резко обернулся – к ним целеустремленно двигался Альбус Поттер, угрожающе подбрасывая в руке плотный снежок.
– Ал, блин, ну ты даешь, и шуточки у тебя, – нервно и немного обиженно засмеялся Колин, – вон, над Малфоем шути…
Второй снежок ударил его ровно в лоб с такой силой, что заставил покачнуться.
– Ал, да ты чего, что я такого сделал?
– Если бы сделал – убил бы, – спокойно сообщил Поттер. – Наезжать на Малфоя – моя приятная обязанность и любимое развлечение. А свои игрушки я не даю никому.
Это было действительно так – Альбус отличался патологической ревностью к своим вещам. Однажды он проклял семикурсника только за то, что он посмел взять в руки его метлу. Не то чтобы Ал был жадным – но границы щедрости устанавливал сам, не терпя, когда что-то брали без спроса – будь то метла, учебник или расписание занятий.
Воспоминание о метле окончательно лишило Скорпиуса душевного равновесия – чувствовать себя наравне с полетным инвентарем было унизительно и обидно. И он, не задумываясь, развернулся всем корпусом и влепил по Альбусу раздевающим проклятьем. Одежда на Поттере вспыхнула под испуганные крики наблюдателей, а Скорпиус развернулся и бросился прочь.
Он анализировал свои чувства: облегчение – когда Альбус запустил снежками в МакЛири, непонимание – когда Скорпиус задумался о причинах этого поступка, ярость – когда он услышал, что говорил Ал, и, наконец, обида. Да что такое с ним сегодня?! Первый раз, что ли? Обычно ему доставляли удовольствие подобные пикировки – он был сильным магом, знал кучу проклятий и не стеснялся их использовать против одноклассников. Но обида все равно душила так, что невольно выступали слезы. Это будет катастрофой, концом всего. И триумфом Поттера. Самое страшное, что Скорпиус устал. Его все чаще начала посещать мысль – может, сдаться? Бросить все, признать себя побежденным, согласиться, что да, его обижают насмешки Альбуса, что его убивает невозможность найти общий язык с Алом. И тогда наверняка все закончится. Поттер найдет себе другую жертву и начнет ее изводить.
Скорпиус ускорил бег, не обращая внимания, что спотыкается о какие-то корни, ветки. Позади кто-то выкрикивал его имя – но кто бы это ни был, пусть катится к дьяволу. А за примененное заклинание к однокурснику Скорпиус ответит попозже – когда успокоится. И он побежал еще быстрее. Крики усилились, как будто кто-то его всерьез преследовал.
Он понял, что бежит по опушке Запретного леса, только когда нога подвернулась, и он споткнулся, вскрикнув от боли. Попытался удержать равновесие, но снова оступился и кувырком провалился куда-то вниз. Перед глазами мелькнуло небо, потом толстые стволы деревьев, а сам Скорпиус полетел-покатился, больно ударяясь о выступающие из крутого склона камни и корни деревьев. Он взмахнул руками, тщетно пытаясь остановить падение, и вдруг дикая боль пронзила от кисти до плеча, выворачивая наизнанку.
Сознание возвращалось медленно. Тело болело так, будто Скорпиуса отдубасила спятившая метла. И было холодно, чертовски холодно. Набившийся за шиворот и за пазуху снег заливал противной ледяной влагой тело.
Сквозь накатывающие волны боли он ощутил какое-то движение над собой. Сверху посыпались мелкие камни, кусочки коры. Кто-то тяжело спрыгнул рядом.
– Скорпиус!
Поттер. Только его здесь не хватало.
– Пришел удостовериться, что все прошло, как задумывал? – в голосе злость, он совсем не дрожит – и это хорошо. А глаза лучше не открывать. Боль, поначалу столь чудовищная, сейчас притупилась. Но смотреть на руку Скорпиусу не хотелось – в ушах все еще стоял хруст собственных костей.
– Скорпиус! – В голосе Альбуса звучала паника. Не смотреть, не смотреть!
Скорпиус попробовал пошевелиться, и от запястья через все тело прошла волна дикой боли, от которой потемнело в глазах.
Очнулся он оттого, что его обволакивало тепло. Боли не чувствовалось. Скорпиус распахнул глаза и приподнялся.
– Стой, куда? А ну лежать! – Поттер был деловит и сосредоточен. Поджав губы, он транфигурировал из земли, обломанных веток и снега что-то очень похожее на носилки. Да не похожее, а носилки и есть. Скорпиус, завороженный зрелищем, смотрел, как по виску Альбуса катится пот. Лицо, руки, выглядывающие из закатанной по локоть мантии, были красными – и Скорпиус вспомнил о Раздевающем. Судя по всему, кто-то поделился с Альбусом верхней одеждой – иначе он бы так быстро не прибежал.
Приличных размеров яма, из которой торчали белые корни деревьев, свидетельствовала, что трансфигурацией Поттер занимался долго. Носилки на глазах приобретали законченную форму.
– Без тебя разберусь, – проворчал Скорпиус и осмотрелся. Взгляд упал на руку, которая еще недавно так болела. Сначала он не сообразил, что видит – над кистью торчало что-то белое, с красными разводами. Когда он попытался шевельнуть рукой, красно-белая палка шевельнулась, и Скорпиус понял, что это его рука. От ужаса перехватило горло и закружилась голова. Он перекатился на бок, и его вырвало.
– Мерлин, говорил же – лежи, не двигайся… – руки Альбуса обхватили плечи. Он поддерживал Скорпиуса до тех пор, пока того не перестало рвать. Потом достал платок и осторожно вытер ему лицо. – Сейчас, я уже закончил... ты главное, не смотри, ладно? Ничего страшного там нет, мадам Помфри еще не такое лечила.
Скорпиуса все еще подташнивало, но он оттолкнул Поттера и приподнялся.
– Ноги у меня вроде бы не сломаны? Сам дойду.
– Да не дойдешь, я обезболивающее накладывать плохо умею! Его хватает-то на пятнадцать минут, не больше. Давай, на носилки.
Скорпиус скептически посмотрел на Альбуса. Но вдруг тело начало ныть – не сильно, но ощутимо, а в сломанной руке разлилось тупое пятно боли.
– Давай, давай, – озабоченно заторопился Альбус, отводя глаза, – ложись скорее.
– Да что ты вокруг меня носишься? Сам дойду!
– Куда ты дойдешь избитый и со сломанной рукой? Овраг тянется на милю в лес.
Скорпиус упрямо сжал зубы и сделал шаг по направлению к склону. Руку пронзила острая боль, и он зашипел сквозь зубы.
– Скорпиус, – голос у Поттера стал совсем несчастным и умоляющим. Стоило переломать конечности, чтобы услышать такое: – Пожалуйста.
Следующей вспышки боли просто не было. Скорпиус очнулся на чем-то теплом и мягком, словно пух.
– Поттер, а ты эстет. Мог бы сделать носилки на скорую руку, я бы полежал на твердом, не умер, – попробовал он усмехнуться непослушными губами.
Альбус бросил на него короткий взгляд и взмахнул палочкой. Скорпиус почувствовал, как носилки под ним плавно взмыли в воздух и поплыли вверх. Когда они опустились на землю с мягким толчком, Скорпиус пошевелился, стараясь лечь поудобнее – и поморщился от боли. На этот раз обезболивающие чары удались Поттеру намного хуже.
Через пять минут он услышал сопение и увидел выросшую в поле зрения фигуру Альбуса.
– Ну, как ты? – торопливо отряхиваясь от снега и веток, спросил Поттер.
– Нормально.
Хотя ничего нормального не было. Боль накатывала волнами, скручивалась в желудке узлом тошноты, и Скорпиусу подумалось, что пуховая перинка на носилках – это очень, очень правильная идея. Можно закрыть глаза и представить, что ты уже дома. На голых досках он, наверное, уже бы умер.
Скорпиус распахнул глаза и увидел, что Альбус всматривается ему в лицо с болезненным, напряженным вниманием, а выглядит таким несчастным, как будто сам только что сломал руку. Поттер отшатнулся, словно смутившись, и торопливо сказал:
– Ну, все, поехали. Я постараюсь быстрее. Если станет совсем плохо – говори. Я наложу еще обезболивающее.
Левитировал Альбус хорошо. Первые пять минут Скорпиус даже не замечал плавного скольжения по воздуху. Но чары обезболивания постепенно рассеивались, становилось все хуже. Скорпиус изо всех сил сжимал зубы, стараясь не застонать. Ему казалось, если пожаловаться, похныкать – станет намного легче, кто-то придет и утешит. Краем глаза он уже видел башни Хогвартса – стоило потерпеть совсем немного, смысла отвлекать Альбуса от левитации не было никакого. Холодный пот заливал глаза, заклятье, согревающее его, тоже рассеялось, и Скорпиус не мог сдерживать дрожь. Ведь уже совсем недолго осталось, верно?
2 глава
Как Альбус доставил его в Больничное крыло, Скорпиус помнил плохо – постоянно тошнило, бросало то в жар, то в холод, окружающие фигуры казались нечеткими и размытым, носилки покачивало, отчего он словно проваливался в воздушные ямы, похожие на те, что случаются во время полета на метле. Из гула незнакомых гудящих голосов он легко выделял голос Альбуса. Но никак не мог разобрать, о чем же тот говорил – и это сильно раздражало, даже больше, чем невозможность двинуться и сказать, что все в порядке.
В Больничное крыло Скорпиус не попадал ни разу. Ну, разумеется, за исключением регулярных осмотров. То есть в кабинете у мадам Помфри бывал, а так, чтобы надолго, в палату – нет.
И ни капли не жалел – скука страшная. Оказалось, что у него помимо сложнейшего перелома руки, еще сотрясение мозга, треснуло два ребра, множественные ушибы, и в придачу он все-таки простыл. И все одновременно лечить невозможно. Итого – неделя в больничном крыле. Скорпиус даже подумать не мог, что когда-нибудь заболеет настолько, что проваляется на койке целых семь дней.
Режим посещений был очень строгим, приемных часов было всего три, и два из них приходились на занятия. И, в основном, однокурсникам и просто знакомым приходили только с семи до восьми вечера. Альбуса не было. После прихода Колина МакЛири, который, смущенно помявшись, принес свои извинения, Скорпиус подсознательно ждал Поттера – но тщетно. Впрочем, это было в его духе – помочь, показать себя человеком, а потом забыть, наплевав.
Зато в тишине Больничного крыла оказалось удивительно комфортно заниматься уроками. Скорпиус умудрился пройти самостоятельно теорию по всем предметам, и чувствовал себя совсем уверенно. Хорошего настроения добавил приход родителей. И жизнь, несмотря на все еще болевшую руку, постепенно налаживалась.
Если повезет, завтра Скорпиуса выпишут. Он даже не думал, что будет так скучать по одноклассникам – и их общей комнате в подземельях. Улегшись спать, он долго перебирал в памяти все, чем займется, когда выйдет из своего заточения – оказалось, ему доставляют радость самые обыденные вещи, а он этого совсем не замечал: пикировки с тем же Альбусом, утреннее ворчание одноклассников, собирающихся на тренировку по квиддичу, кресло у вечернего камина… Незаметно для себя он уснул.
Проснулся, как это часто бывало, когда царила глубокая ночь. Потянулся, устраиваясь поудобнее на боку и тихонько проваливаясь в сон. Скорпиус сам не понимал, что заставило его прислушаться – в одноместной палате царила тишина. Но ощущение чужого присутствия не проходило. Он рассматривал сквозь полуопущенные ресницы сумрак перед собой и напряженно вслушивался в тишину, как вдруг в поле словно из ниоткуда зрения появилась черная мантия. И тотчас Скорпиус услышал едва заметное, тихое-тихое, прерывистое дыхание.
– Скорпиус… – раздался тихий голос. – Ты спишь?
Скорпиус продолжил ровно дышать, хотя сердце подпрыгнуло в груди и быстро-быстро забилось. Альбус Поттер какое-то время стоял тихо, а потом осторожно опустился на стул рядом с кроватью. Скорпиус лежал, мысли его текли размеренно и плавно – словно общая атмосфера сонной палаты повлияла на скорость реакции. Зачем Поттер пришел сюда? Почему он сделал это ночью? И, кстати, еще один вопрос – насколько Скорпиус знал, с факультета так и не сняли баллы за примененное к товарищу проклятье. Почему он никому не рассказал?
Альбус тем временем сидел тихонько, не двигаясь. И лишь изредка глубоко вздыхал. Время текло медленно, но Скорпиусу совсем не хотелось спать. Он вслушивался в дыхание своего посетителя, в то, как он едва слышно шелестит мантией, двигаясь на стуле, как сглатывает – и чувствовал, что сердце бьется все сильнее. Он мысленно отрепетировал вопрос, который, наконец-то, собрался задать, когда Альбус зашуршал одеждой, поднимаясь. В душе поднялось разочарование – может, собраться с силами и спросить сейчас?
Но Альбус не дал ему ничего не сказать. Опустившись перед кроватью на колени, он уткнулся в подушку совсем рядом с лицом Скорпиуса так, что тот мог ощутить легкий запах шерсти от одежды, мыла и пота. Когда Ал оторвался от подушки, его теплое дыхание обожгло щеку. А потом Скорпиус ощутил легкое прикосновение к коже мягких губ – и щекочущий ухо вздох.
От удивления Скорпиус моргнул, а Альбус отпрянул. Зашуршала ткань, и когда Скорпиус решился открыть глаза, в палате уже никого не было. Приподнявшись в кровати, он провел пальцем по щеке, которая еще хранила прикосновение чужих губ. И глубоко задумался.
Получается, что… Нет, Скорпиус, конечно, слышал о таком – говорят, Великий маг Дамблдор был из этих. Тогда получается, что все эти насмешки, оскорбления – все потому, будто Альбус влюблен в него, Скорпиуса? Он еще раз перебрал свои воспоминания, касающиеся их с Поттером взаимоотношений. Сейчас на них можно взглянуть в новом свете. Но сколько не напрягался Скорпиус, он никак не мог усмотреть в поведении одноклассника что-то, свидетельствующее о глубоких чувствах. Ни один поступок – кроме, конечно, самого факта постоянного оскорбительного внимания. Скорпиус не верил, что Альбус мог настолько хорошо скрывать эмоции – к тому же Скорпиус время от времени встречался с девочками, а значит, собственник Поттер давно бы проявил к подружкам Скорпиуса внимание, подобное тому, что он оказал МакЛири. Скорпиус проворочался с этими мыслями до самого рассвета, так и не разобравшись в мотивах одноклассника. Но твердо понял одно – чтобы все осознать, ему нужно время, и побольше. Значит, первое время придется избегать Поттера. А потом он попробует поговорить с ним.
Но выписали Скорпиуса только к вечеру. Мадам Помфри долго ахала вокруг его руки – единственного, что еще беспокоило Скорпиуса – и оставила в Больничном крыле еще на день. Казалось, что он весь пропитался костеростом – еще немного, и тот польется из ушей. Альбус не появлялся, и это радовало. Объясняться Скорпиус был еще не готов, а спокойно отреагировать на присутствие одноклассника пока бы не получилось.
Перед дверью в слизеринскую гостиную Скорпиус унял часто бившееся сердце, повторяя, как себя поведет, встретив Альбуса, но, как выяснилось, его тревоги были напрасны. Поттер отсутствовал. Факультет приветствовал Скорпиуса уютным пламенем камина, визгом первокурсников, суетой старших классов. Эмили Вайс, староста, улыбнулась и потрепала Скорпиуса по макушке:
– Добро пожаловать домой, лежебока. Надеюсь, ты усердно занимался – потому что завтра у вашего курса контрольная по трансфигурации. Некоторым, – тут послышались веселые смешки, и Эмили грозно посмотрела на однокурсников, – ее уже зачли. Но тебе сдавать придется.
– Некоторым – это кому? – не понял Скорпиус. – Поттеру? За носилки? Правильно зачли. Кстати, где он?
– На отработке, где же еще.
– Угу, – подал голос Тим Веддинг, – еще неделю сортиры мыть и классы драить без палочки. До самого отбоя, а то и в двенадцать приходит – у кого как.
– За что? – Скорпиус был потрясен. Поттер, конечно, еще так заноза в заднице, но что такого он выкинул, чтобы заслужить подобное наказание? – У нас же через две недели игра с Гриффиндором!
– Ты еще спрашиваешь! – Эмили возмущенно тряхнула волосами. Семикурсникам разрешались вольности в прическе, чем они отлично пользовались – особенно девушки. Скорпиус всегда думал, что в следующем году у него появится такая же возможность. – За направленный сглаз на ученика, приведший к сложным увечьям, вообще-то исключать положено.
– О черт… – Голова закружилась. – Так он меня?.. – В памяти промелькнуло воспоминание о карикатуре и о том, как он летел со склона. Наверное, со стороны это было тоже смешно – тоненькие ручки-ножки, сломанные конечности.
– Угу, – Эмили снова тряхнула пышной шевелюрой. – Мистера Поттера вызывали, разбирались – пока ты в Больничном крыле валялся.
– И что в итоге решили?
– Случайность. Он же сам прибежал к директору Лонгботтому рассказать, что навел порчу. Мадам Помфри тебя долго обследовала, нашла следы еще двух слабеньких проклятий – совсем слабеньких.
– В общем, Альбус опять отличился, – Тим засмеялся. – Тут люди годами учатся порчу наводить, чтобы это было незаметно, а у него случайно выходит. Не парься, Флитвик за него всерьез взялся – будет контролировать эти дела. Хотя непонятно, чего он тебя так невзлюбил, – пожал плечами приятель.
– Ты бы все-таки занялся подготовкой к контрольной – возьми у кого-нибудь конспекты. Или, если хочешь, я у девочек попрошу, – предложила Эмили.
В итоге, когда в комнату ввалился усталый Альбус, Скорпиус сидел за задернутым пологом в своей кровати и прилежно читал конспект по трансфигурации, одолженный ему Филиппой Голдштейн.
Утром Скорпиус проснулся самым первым и самым первым же сбежал на завтрак, шутливо кинув Тиму, что выспался в Больничном крыле на месяц вперед. Когда он торопливо приканчивал сок, появился смурной и отчаянно зевающий Альбус в сопровождении своей обычной квиддичной свиты. Пока они рассаживались, Скорпиус улизнул прочь, стараясь сделать так, чтобы его уход все же не казался позорным бегством. На занятиях они никогда особенно не общались, поэтому делать вид, что ничего не происходит, оказалось легче легкого. Равно как и сбегать из аудитории раньше всех – Скорпиус легко подхватил учебники Филиппы и они, смеясь, выскочили из класса самыми первыми.
Так продолжалось всю неделю. Во время общения с Альбусом, который выглядел непривычно угрюмым, Скорпиусу легко удавалось держать прежний тон. Хотя в свете дня, глядя на злое, решительно лицо Поттера, Скорпиусу все чаще казалось, что ночной визит, прерывистое дыхание у себя на щеке и поцелуй ему просто померещились. Но решение обсудить сложившуюся ситуацию не изменилось. Одну из лекций профессор Флитвик посвятил теории стихийных заклятий – всем было ясно, зачем. Долго и, надо сказать, чрезвычайно нудно, рассказывал, что это такое. Как избежать наведения порчи, приводил в пример Век костров и то, что причиной гонений на волшебников часто служила как раз неспособность сдерживать эту самую природную, стихийную магию. Из всей этой лекции Скорпиус вынес одно – при наведении порчи маг должен испытывать довольно сильные эмоции. Какие – не так важно. Поэтому, даже если Скорпиусу и привиделся ночной визит Альбуса, обсудить, за что тот его так ненавидит, тоже стоило – потому что, как правильно отметил отец, приехав проведать Скорпиуса, это слишком далеко зашло.
Записку с просьбой о встрече он послал Аллу через обычную почтовую сову из хогвартского птичника.
«Альбус, предлагаю встретиться в завтра перед завтраком в классе нумерологии. Надо обсудить происшедшее. С. Малфой»
Вот так. Коротко, по делу. Ну и со всем уважением, конечно же. Когда во время пятничного ужина сова принесла Альбусу письмо, он равнодушно отвязал от лапки коричневый прямоугольник и пробежал глазами текст. Как-то странно дернулся, а потом лениво оттолкнул МакЛири, попытавшегося сунуть нос в записку. Что-то сказал, пряча пергамент в карман, от чего Колин покраснел, а окружающиеся засмеялись.
А вечером Скорпиус обнаружил на подушке обрывок обычной белой бумаги с одним-единственным словом: «Буду». После чего со спокойной совестью улегся спать.
А когда подскочил от звона будильника, слышного только ему, то увидел, что Альбуса в комнате уже не было. Скорпиус влетел в аудиторию с мокрыми от душа волосами и огляделся. Ал сидел на широком подоконнике и смотрел в окно.
3 глава
Скорпиус вздохнул поглубже. Растерянно думая, что за всей этой утренней спешкой у него совсем вылетело из головы, что нужно обдумать речь. Вчера он вроде бы решил для себя, как именно поведет разговор. Но сейчас, глядя на мрачного, зевающего Альбуса, он смутился. Мелькнула предательская мыслишка – зря он все это затеял. Но отступать было поздно.
Ал прекратил созерцать вид из окна. Скорпиус торопливо подошел, бросил сумку на пол и заговорил – пока Альбус не вздумал его поприветствовать в своей издевательской манере.
– Извини, я опоздал. Давно ждешь?
– О чем ты хотел поговорить? – Поттер смахнул пыль с подоконника рядом с собой, притянул к себе поближе тяжелую парту, вытянул на ней ноги и с интересом посмотрел на Скорпиуса.
– Слушай, – спросил тот, усаживаясь рядом, – почему ты никому не сказал про раздевающее? И что с баллами? Я не видел, чтобы они у нас сильно уменьшились.
– Ты меня позвал про баллы разговаривать?
– Нет, то есть, и про это тоже. Я все-таки не понимаю, что происходит. Понимаешь? – Скорпиус сам чувствовал, что его лепет, иначе не скажешь, звучит донельзя убого.
– Слушай, – Поттер устало стукнулся затылком о стекло, – если ты хочешь мне что-то сказать – говори. Нет, я пошел на завтрак. Надоело.
– Ну, в общем, я хотел поблагодарить, за то, что донес меня до Больничного крыла, – окончательно пал духом Скорпиус. Как можно разговаривать с этим человеком по-хорошему? Только настроишься на нормальный разговор, и сразу Альбусу надо непременно вывести его из себя. Охватила привычная злость. – Но ты, я вижу, в благодарностях не нуждаешься.
– У тебя все, что ли? – ухмыльнулся Поттер.
– Да. – На душе у Скорпиуса было муторно. Что же за невезение такое? Вроде бы ничего не делаем друг другу плохого – а общаться не можем.
– Ну, раз все, я пошел.
Ал спрыгнул с подоконника, подхватил сумку и быстро пошел к двери.
– Почему ты меня поцеловал?
Поттер остановился так резко, словно натолкнулся на стену.
– В каком смысле? – равнодушно поинтересовался он.
– Не прикидывайся идиотом. Ты понял, о чем я.
– Значит, не спал? – Поттер развернулся и подошел ближе. Он смотрел Скорпиусу в глаза вызывающе, насмешливо.
Силы как-то разом кончились. Скорпиус прикрыл глаза, чувствуя себя полным идиотом, и начал мечтать о том, как бы ему отсюда исчезнуть. В самом деле, на что он рассчитывал? Что Поттер влюблен? Какая чушь. Может, он поэкспериментировать хотел, может, случайно все получилось – да мало идей бродит в голове Альбуса Поттера? От собственной глупости и наивности даже затошнило.
– Эй… Скорпиус, ты чего?
В голосе Альбуса зазвучала самая настоящая паника. Не успел Скорпиус послать его со своей заботой прямо туда, к черту в запретный лет, как его стащил с подоконника и бесцеремонно затрясли.
– С ума сошел?! – рассвирепел Скорпиус, – ты чего делаешь, придурок?!
– Тьфу, напугал, – зло ответил Ал и поспешно вскочил, схватив сумку. – Все, до встречи.
Скорпиус выхватил палочку и стремительно запечатал дверь. Альбус медленно развернулся. Смотрел не уже не зло, а как-то весело, прищурившись и прикусив нижнюю губу.
– Ну, раз ты настаиваешь – поговорим! – Он отшвырнул сумку и оседлал стул. – Спрашивай – отвечу.
У Скорпиуса кружилась голова от этих переходов. Спрятал подальше палочку, чтобы она не выдавала дрожанье рук. Сглотнул.
– Я уже задал тебе вопрос.
Ответ прозвучал отрывисто:
– Не знаю. Понимаешь? Не знаю я! Дай руку.
– Что?
– Руку дай, говорю!
Скорпиус хотел возмутиться, но посмотрел в сузившиеся, злые глаза Альбуса, только вздохнул. Протянул ладонь тыльной стороной вверх. Ал смотрел на руку как на ожившего мантикраба, а потом обхватил кисть двумя руками. Сжал между ладонями и замер, закрыв глаза и словно прислушиваясь к чему-то в себе.
Скорпиус решил последовать примеру одноклассника. Его ладони были горячими, твердыми. Собственная кожа показалась какой-то девчоночьей. Но ощущать чужое крепкое пожатие было приятно. Все же. Ну почему они не могут быть друзьями? Вечно происходит какая-то ерунда. Вот и сейчас Ал вдруг сжал его кисть так, что Скорпиус дернулся от боли и попытался выдернуть руку.
– Прости, – глухо ответил Поттер и разжал ладони.
Он сидел, сгорбившись и глядя в одну точку.
Скорпиус решился.
– Слушай. Мне наплевать, что происходит. Почему мы, черт побери, не можем быть друзьями? Почему мы все время ругаемся? Мы же можем нормально общаться…
– Если бы ты не был таким засранцем, может, мы бы и общались…
– Я?! – Скорпиус так удивился, что самым неприличным образом разинул рот, глядя на Поттера. – Почему я?
– А что, я? Каждый раз цедишь что-нибудь до ужаса умное так, что хочется прибить.
Глотая от возмущения воздух, Скорпиус, не мог найти слов, чтобы выразить свое возмущение:
– Ты… ты… – И в итоге сказал совсем не то, что собирался: – Я не засранец. – Он сам понимал, что звучало это глупо и по-детски. Но ничего не мог с собой поделать. – Может, мы попробуем? – нерешительно предложил Скорпиус. – Ну, дружить?
– Давай, – легко согласился Ал. Угрюмость у него прошла, на лице заиграла привычная ухмылка.
– Руку не протягиваю, – фыркнул Скорпиус, – а то ты ее от радости сломаешь.
– Я буду очень ласков, – преувеличенно серьезно сказал Ал, – как Джеймс с квоффлом.
Они засмеялись. Одержимость старшего брата Альбуса квиддичем вошла в легенды, а его теория о том, чем нежнее обращаться с квоффлом, тем лучше он слушается игрока – в анекдоте.
На завтрак пришлось бежать. В итоге они успели плюхнуться на освободившуюся скамью, съесть остывшую кашу с беконом, торопливо запивая ее тыквенным соком, и даже не опоздать на Трансфигурацию. Альбус дернул его за многострадальную руку и указал выразительным взглядом на пустую парту в конце кабинета.
К концу дня оказалось, что дружить с Альбусом Поттером гораздо интереснее, чем пикироваться и обмениваться оскорблениями. А вот на вопрос, почему одноклассник поцеловал Скорпиуса, Ал так и не ответил. Но торопить события не хотелось – влюблен в него там Поттер или, наоборот, ненавидит – дело десятое. Сейчас важно, что они перестали ссориться. Это здорово. Да и для здоровья безопаснее.
А к концу недели Скорпиус понял, что его справедливо можно назвать счастливейшим из людей. Оказывается, необходимость быть все время начеку и ожидать подвоха от товарищей по факультету – занятие довольно утомительное. К тому же Альбус оказался именно таким собеседником, как о нем думал Скорпиус – понимающим и остроумным. Ну и совпадение взглядов радовало. От отработок за наложенное на одноклассника проклятье его никто не освободил, и Скорпиус составлял компанию Поттеру, который все вечера проводил за чисткой и мытьем школьных классов.
Привычная свита отработки не жаловала, члены слизеринской квиддичной команды изредка забегали, чтобы поддержать своего ловца, но, привыкнув к присутствию Скорпиуса, скоро совсем перестали это делать. К тому же, было непохоже, что Ал страдает от их отсутствия.
В эту субботу был последний день отработок, и Ал решил, что не будет откладывать дело на вечер, а отполирует Кубки в зале наград с утра – хоть и долго, но самое необременительное занятие, которое тот решил оставить напоследок. И в этом, к слову, Скорпиус его тоже целиком поддерживал, предпочитая делать сначала всю самую сложную работу, все, что полегче, оставляя на потом.
Скорпиус вместе с Алом не пошел, решив сходить все же в Хогсмид вместе с факультетом. Альбусу на посещение деревни разрешение выдадут еще нескоро, поэтому Скорпиус пошел с Тимом и Филиппой. По пути они носились как сумасшедшие, кидались мокрым снегом и сбивали сосульки на счет – кто больше. Когда они пришли в «Три метлы», Скорпиус вдруг заскучал и, набив карманы сладостями и прихватив свежий «Спортивный пророк», он отправился к Алу.
Когда Малфой появился в Зале наград, то увидел, что Альбус отдыхал, улегшись прямо на пыльный пол, и задумчиво созерцая высокий потолок.
– Замерзнешь, трубочист.
Альбус вскочил, радостно – по-настоящему радостно – улыбнувшись.
– Я думал, ты в Хогсмиде.
– Без тебя там скучно. Держи.
Скорпиус бросил в сторону Поттер пакет со сладостями, который тот поймал одним быстрым, неуловимым движением. Ловец, в Мерлина его папу.
– А Спортивный пророк я буду читать тебе вслух. Если ты, конечно, еще не закончил.
– Немного осталось. Только вот мне кажется, что вчера вечером нечищеных кубков было побольше. Что ты по этому поводу думаешь?
– Я думаю, ты ошибся, – бодро отрапортовал Скорпиус, улыбаясь. – Устал, невнимательность у тебя в последнее время страшная…
На самом деле примерно треть кубков Скорпиус отчистил при помощи волшебной палочки, этой ночью. Уговорил Кровавого барона покараулить, и привел в порядок самые дальние, которые не сразу бросятся в глаза.
– Спасибо, – Ал с благодарностью посмотрел на Скорпиуса, потом на пакет в своих руках.
– Не за что, – ухмыльнулся тот. – Я ведь ничего не сделал.
Фил пришел, когда Альбус дочищал последнюю награду. Медленно, шаркая, прошелся по Залу, неодобрительно зыркая на Скорпиуса, словно подозревая того в неведомых школьных нарушениях, придирчиво осмотрел кубки, вытащил из-за пазухи потрепанный замасленный журнал, сделал в нем какую-то отметку и проскрипел:
– Вы можете идти, мистер Поттер. Как закончите с этим кубком. Я скажу директору, что ваше наказание закончилось.
А потом, также медленно шаркая, покинул Зал наград.
Альбус подбросил вверх мокрую щетку, ловко поймал ее, а Скорпиус издал победный клич молодого дементора, как это называл дедушка. После того, как они покинули злосчастный Зал наград, Альбус умудрился уговорить Скорпиуса покататься на ледяной горке. В итоге через два часа они ввалились к себе в комнату с горящими щеками, уставшие и вспотевшие. Разберились по душевым, а когда выползли, обнаружили, что сил больше ни на что не осталось – даже на теорию гербологии, которую Скорпиус отложил повторить, как самый легкий предмет.
Ал плюхнулся на свою кровать и протянул:
– А вот сейчас бы кто-нибудь мне почитал Спортивный пророк.
Скорпиус зевнул, улегся на своей кровати поудобнее, вытащил смятую газету и, откашлявшись, начал зачитывать интервью с главный тренером Осмингтонских ос, пытавшегося объяснить поклонникам причину затянушейся серии проигрышей его команды.
– Чего ты там бубнишь, – недовольно проворчал Ал, – я половину не слышу. Он сполз с кровати. Прихватил одеяло и устроился рядом со Скорпиусом. Тот еще раз душераздирающе зевнул и сдвинулся на край, давай Альбусу больше места. Тот устроился на его кровати как на своей собственной, блаженно жмурился, слушая, как читает Скорпиус и тихонько пихал ногой, когда тот замолкал давая себе передышку. Потом они рассматривали колдографи, а когда надоело – то просто уютно молчали. Скорпиус еще впомнил слова отца, который говорил, что хорошо молчать можно только с близким человеком. Скорпиус никогда не понимал, что значит «хорошо молчать», но сейчас до него дошло. Незаметно для себя он уснул, прижимаясь к теплому боку Альбуса.
Прикосновение к щеке было щекочущим. Но не раздражающим и вызывающим желание стряхнуть помеху, а приятным, ласковым. Чей-то палец осторожно вел по лицу, очерчивая линию челюсти, поглаживая подбородок в том месте, где у Скорпиуса была ямочка. Потом палец скользнул за ухо, провел по коже, взъерошил волосы. А потом куда-то исчез. Скорпиус недовольно вздохнул, желая, чтобы ласка вернулась. Чье-то дыхание согрело щеку, а к коже прикоснулись чьи-то теплые губы. Скорпиусу казалось, будто что-то похожее с ним уже происходило, но лежать было так приятно, очень надежно и спокойно, что думать совершенно не хотелось. Бывают такие моменты во сне, когда ты встречаешь человека, и чувствуешь, что вы с ним – как магловский пазл, сошлись один к одному. И вдруг Скорпиус вспомнил. И тут же проснулся.
Ал прижимался к его бедру чем-то твердым и таким горячим, что это ощущалось даже через два слоя домашних брюк. И, наклонившись, легко касался губами лица Скорпиуса. И только через несколько долгих ударов сердца до Скорпиуса дошло, что же такое прижимается к его ноге.
Он сглотнул и спросил, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно:
– Альбус, что ты делаешь?
4 глава
Вспоминая случившееся в спальне, Скорпиус никак не мог сообразить, почему он воспринял все так спокойно. Он однажды с отцом был в Лондоне, на улице какой-то магл не мог закрыть дверь в своей машине, и все время повторял «Вот же черт, заклинило! Заклинило!». Вот и Скорпиуса заклинило, как ту дверь. Ведь можно было что-то, наверное, сделать? Оттолкнуть, проклясть, в конце концов, просто дать в глаз. Но вместо этого Скорпиус лежал как бревно и на полном серьезе ждал ответа.
А Поттер просто скатился с кровати и заперся в душе. И Скорпиус же его после этого упрашивал выйти, говорил, что ничего страшного не случилось, что он все понимает… Последнее заявление было самым смешным – а чего он, собственно, понимал? Да ничего. Но, похоже, именно оно заставило Альбуса покинуть свое убежище.
Ал появился покрасневший, до ужаса взъерошенный. Отводил глаза, пока, наконец, Скорпиус не схватил его за шиворот и не усадил на кровать. Разговор тоже получился странный. Ал все время молчал, лишь только покорно кивал или вяло мотал головой в ответ на длинные тирады Скорпиуса. Которые сводились, в общем-то, к тому, что всякое, конечно, в жизни случается, но это же не повод портить отношения. От глупости собственных слов ныло под ложечкой, Ал мрачнел все больше, атмосфера накалялась. Как вдруг Альбус проснулся от летаргического сна, прервал Скорпиуса на полуслове и заявил, поглядывая исподлобья:
– Значит, ты не против таких отношений?
Скорпиус так и сел, где стоял. Вообще-то он понимал слово «отношения» очень специфическим образом – да-да, именно тем самым. Например, у него с Филиппой вот-вот могли начаться эти самые отношения. По крайней мере, книги он за ней носил. И с отработки у Спраут вечером однажды встречал – они немного постояли на свежем воздухе, как бы случайно касаясь рук друг друга.
И только исключительно шоком можно объяснить его ответ на этот вопрос:
– Конечно, не против.
Это сейчас Скорпиус понимал, что Ал проявил чудеса слизеринской выдержки и не бросился ему на шею. С другой стороны, ситуация хоть и дурацкая, зато с плеч свалилась огромная тяжесть. Им надо было все это раньше обсудить. Мысль о странном отношении к нему Ала Скорпиус в итоге задвинул куда подальше. Она выплывала из глубин памяти, только когда Ал вроде бы случайно касался спины Скорпиуса, или когда они лежали после отбоя и тихонько разговаривали, мысль эта билась в голове. Они больше не обсуждали случившееся, как-то незаметно выработали для себя негласные правила – Альбус не распускает руки, Скорпиус делает вид, что не помнит о чувствах Ала.
Сегодня Альбус позвал Скорпиуса прогуляться. Это тоже было частью их негласного договора – иногда Алу хотелось проводить время наедине со Скорпиусом, не деля его больше ни с кем. Выяснилось, что много можно узнать, просто слушая друг друга. Квиддичные правила и стратегии, к которым Скорпиус никогда не проявлял ни малейшего интереса, в изложении Альбуса оказались увлекательными и совсем несложными. Скорпиус же с удовольствием рассказывал, как из описания шляпки жены начальника Департамента тайн можно определить, повысятся ли налоги с импорта – Ал хохотал до слез и обещал не пропускать ни одной сплетни.
Скорпиус дожидался Ала на улице. Тот выскочил, по своему обыкновению, бладжером, на ходу застегивая мантию. Удивительно, как можно демонстрировать потрясающую собранность на занятиях и быть таким безалаберным в бытовых мелочах? Поттер мог опоздать на обед на сорок минут, а потом громко возмущаться, что ему пришлось ходить голодным. Кстати, об обеде. Судя по всему, Альбус забыл о еде. Скорпиус мысленно поздравил себя – в сумке лежали плотный сверток бутербродов и бутылка горячего чаю.
– Я знаю, я опоздал, извини, пожалуйста, – скороговоркой выпалил Ал, а Скорпиус только расхохотался в ответ.
– Ладно, что с тебя взять, пошли.
– Куда?
– Ты еще не решил? Куда глаза глядят.
– И куда они у тебя глядят?
Дальше они шагали молча. Альбус по пути оглядывал себя, застегивая оставшиеся пуговицы на мантии, а Скорпиус просто наслаждался хорошей погодой – щеки чуть пощипывало легким ветром, из-за которого хотелось дышать во всю грудь. Шум студенческих голосов сегодня был чужим и далеким, не хотелось реагировать на окружающих. Скорпиус остановился, только когда Ал дернул его за рукав. Они пришли к карикатуре – той самой. Правда, рисунок оказался полустерт, да и двигался смешной человечек не так бодро – как будто из карикатуры ушла жизнь.
– Я ее уничтожить хотел, а потом… ну, дурацкое ощущение, как будто это я на тебя руку поднять решил, – Альбус смешно взлохматил волосы.
Скорпиус смотрел на рисунок новыми глазами. Похоже. И забавно. Очень точно, всего несколькими штрихами, переданы черты лица, особенности походки. И этот задранный кверху нос… Скорпиус захихикал.
– Тебе смешно? А мне вот не очень. Как вспомню, какой ты там лежал… изломанный.
– Да ладно тебе, Ал. Ты ни в чем не виноват.
– Я никогда ни в чем не виноват.
Скорпиус только вздохнул. Тема его полета в овраг до сих пор была для Альбуса болезненной. Зря они здесь остановились.
– Идем, – пришла его пора тянуть Ала за рукав.
– Куда?
– Давай, давай.
Беседки в это время не пользовались популярностью среди учеников Хогвартса. В самом деле, что делать на жестких деревянных скамьях зимой? Даже согревающие чары не изгонят сырость, ветер и унылый пейзаж. Но сейчас посидеть в беседке показалось Скорпиусу хорошей идеей. Хотя бы потому, что отсюда не видно дурацкой стены с карикатурой. Зато открылся отличный вид на Хогвартс.
Скорпиус смахнул нападавший снег, согрел скамейку, уселся на нее и похлопал по сиденью рядом с собой. Ал молча устроился рядом и притих. Голоса учеников остались где-то далеко, ветер совсем пропал. Альбус легонько привалился к плечу Скорпиуса, и тот не стал его одергивать – слишком уж было хорошо. А когда пошел снег, все как будто замерло.
Ал пошевелился, поднял голову:
– Снег пошел? Я думал, уже все…
– Февраль.
– Угу…
Он внимательно осмотрел Скорпиуса и решительно замотал ему горло своим шарфом.
-Черт, а я еду не взял…
– Не волнуйся, у меня с собой.
– Что бы я без тебя делал?
– Сидел бы в Большом Зале, говорил о квиддиче – в тепле, сухости и покое.
– Какой кошмар.
– Держи, – Скорпиус вынул из сумки бутерброды, передал один Альбусу.
Они ели еще теплый бекон, запивали его горячим чаем, отщипывали кусочки хлеба и кидали на землю. Крошки терялись в свежевыпавшем снегу, но ненадолго – шустрые воробьи склевывали угощение и возмущенно чирикали.
– Хорошо. – Альбус спрятал бутылку и уничтожил следы пиршества. – Сейчас бы поспать.
Он вскинул глаза на Скорпиуса, словно спрашивая разрешения, и положил голову ему на плечо. Скорпиус поерзал, устраиваясь поудобнее. Ал благодарно потерся щекой о плечо и снова притих.
Копошащиеся в снегу перед беседкой воробьи истошно зачирикали и унеслись.
– Вот вы где! А я вас обыскалась! – улыбнулась Филиппа. – Что делаете?
– Ничего, просто сидим, – Скорпиус улыбнулся, – но тебе, как и воробьям, не повезло – бутерброды мы уже съели.
– Переживу. Можно к вам?
Ал выглядел немножко сонным и совсем-совсем отстраненным. Скорпиус толкнул его в бок.
– Что? Конечно, присаживайся.
Филиппа устроилась рядом со Скорпиусом и принялась выкладывать последние новости: Роза Блетчли подралась с Кристиной Стельмах, обоих девочек отвели к декану, и он сейчас с ними разбирается, хотя какой смысл, Слизерин уже лишился пятидесяти баллов, ведь они умудрились во время драки разбить часть стены заклинаниями и проклясть друг друга так, что мадам Помфри несколько часов приводила их в порядок.
Скорпиусу всегда нравилась Филиппа. Она была симпатичной, веселой. И, вроде бы, ей нравился Скорпиус. Они изредка встречались поболтать о том, о сем, но дальше не совсем дружеских рукопожатий дело не доходило. И сейчас Скорпиусу казалось, что девушка будет совершенно не против, если он перейдет к активным действиям. Из задумчивости его вывел Альбус, весело трепавшейся с Филиппой. Он толкнул Скорпиуса в бок и сказал:
– Все, я пошел, жду тебя вечером. Контрольная по трансфигурации, помнишь? Мы решили делать ее сегодня. – Соскочил со скамьи и зашагал в сторону замка.
– Хорошо, что вы нашли общий язык, – сказала Филиппа. – У вас ведь столько общего, никогда не понимала, чего вы все время грызетесь.
– Я тоже, – невесело улыбнулся Скорпиус. В это время в его руку легла маленькая ладонь, и он благодарно сжал теплые пальцы. Взял другой рукой Филиппу за подбородок и осторожно поцеловал. Ощущения были… приятные. Очень. Поцелуй будоражил кровь, хотелось чего-то большего, хотя Скорпиус и не понимал, чего. Филиппа отвернулась, покраснев, а потом сразу же положила голову Скорпиусу на плечо. Совсем как Альбус недавно. Скорпиус вздрогнул.
– Замерз?
– Да, пожалуй, нам пора. Идем?
Все-таки беседка – это отличная идея. И целуется Филиппа хорошо.
Когда они пришли в гостиную, там вовсю кипел скандал. Альбус ругался сразу с тремя одноклассникам, причем, судя по виду младшекурсников, досталось всем. Филиппа помахала на прощанье и шмыгнула к спальню девушек. А Скорпиус шагнул к Алу.
– Что случилось?
– Не твое дело, – буркнул Альбус, провожая взглядом Филиппу, – мы будем сегодня заниматься?
– Будем.
– Тогда пошли.
К концу вечера Ал оттаял. Они умудрились вдвоем написать одну контрольную, причем для каждой из задач нашли по два решения – чтобы не казалось, будто они списали друг у друга.
Весь следующий месяц настроение было отличное. Филиппа решительно настроилась продолжать свидания и с каждой встречей позволяла Скорпиусу все больше и больше. Правда, они не заговаривали о каком-то общем будущем, да и вообще не афишировали свои встречи – торопиться было некуда. Скорпиус иногда ловил себя на мысли, чего в его отношении к Филиппе больше – настоящей симпатии или азарта.
Они целовались за теплицами, плечи Филиппы были горячими даже сквозь мантию, девушка податливо подавалась навстречу, и осознание, что скоро ему будет позволено намного больше, почти все – заводило.
Зато Альбус совсем притих. Они по-прежнему гуляли вместе, но что-то изменилось. Что – Скорпиус понял, когда они сидели вместе на берегу озера. Ал перестал прикасаться к Скорпиусу. В отношениях все было по-прежнему – они точно так же много времени проводили вместе, разговаривали почти обо всем. Но вот этого – ладони на спине, головы на плече – уже не было. Наверное, это здорово? Значит, Ал перерос свое странное увлечение Скорпиусом и можно больше не думать о том, как бы не попасть в неловкую ситуацию. Однажды они заговорили о Филиппе.
– Ведь она тебе нравится? – спросил тогда Альбус.
– Ну да, нравится, – ответил Скорпиус, удивленный таким вопросом «в лоб».
– А почему ты с ней проводишь так мало времени? Может быть, она бы хотела общаться больше?
Скорпиус посмеялся, ответив, что у него есть Альбус.
В марте их встречи с Филиппой хоть и не участились, но стали намного дольше. Альбус вроде бы не протестовал, и Скорпиус совсем успокоился. В тот день они возвращались в Подземелья через три часа после отбоя и чудом убежали от Филча. Непонятно, как он мог до сих пор появляться с такой скоростью в самых разных концах замках, поэтому приходилось быть очень осторожными. Когда они нырнули в гостиную, из кресла перед камином раздался голос Ала:
– В следующий раз предупреждайте. Почему я должен выкручиваться и врать декану, где ты есть, Скорпиус.
– Прости, Ал. Я больше не буду. Честное слово.
– Не будет он, – проворчал Поттер, захлопнул книгу и ушел спать.
Скорпиус попытался дозваться Ала, но тот лишь послал его к черту и наглухо задернул полог. Настроение, бывшее и без того странным, испортилось. «Больше не буду», – это такая присказка из детства, Ал, наверное, тоже ее знает. Только вот Скорпиус действительно «больше» не собирался. Сегодня, кончив от ощущения горячих настойчивых пальчиков на своей ширинке и поглаживая Филиппу по мягкой груди, он вдруг отчетливо осознал, что продолжение его не интересует – вообще. Захотелось опыта? Секса? Добился своего, молодец. Стало противно. Уже засыпая, он принял твердое решение – поговорить с Филиппой начистоту. И еще раз попросить прощения у Ала.
Утром его решение только укрепилось. Полог кровати Альбуса был отдернут, наверняка тот уже встал. Скорпиус замурлыкал песенку, оглядываясь. Почему-то казалось, будто комната изменилась. Сделал шаг и заметил, что у изножья кровати Альбуса, где всегда стоял его сундук, пусто. Только валяется сплющенное Быстропишущее перо, которое, судя по всему, пролежало под тяжелым ящиком весь год. «А ведь Ал его искал», – мелькнула растерянная мысль. И сразу стало понятно, что странного было в комнате. Скорпиус бросился к тумбочке Ала. Пусто.
И на завтрак Поттер тоже не пришел. Когда Скорпиус выдернул из громкой толпы гриффиндорцев хмурого, невыспавшегося Джеймса, тот подтвердил то, о чем Скорпиус уже догадался – Ала в Хогвартсе нет.
– Дома он, – процедил Джеймс, – пока документы в Дурмштранг придут, пока обратно.
Скорпиус отошел от старшего Поттера потрясенный. Альбус переводится в другую школу? Зачем?
5 глава
Разговор с Филиппой прошел тяжело. Скорпиус глядел в заплаканные глаза девушки, что-то бормотал несусветное и чувствовал себя последним подонком. Хотелось утешить, сказать, что он идиот, не понимал, насколько для нее это было серьезно. Но не получилось. Лучше уж теперь вот так – выслушивать обвинения, справедливые и не очень. Узнал о себе столько нового – не передать. Равнодушный, холодный, эгоистичный, скользкий, только одно и нужно было… Вот насчет последнего не поспоришь. И сразу возражения куда-то пропадали. Сидел, голову в плечи вжимал. Филиппа тогда разошлась вовсю, Скорпиус дал выговориться. Она, конечно, не во всем права, но если ей будет легче – пусть. Но вот кое-что из сказанного Филиппой заставило задуматься. Неужели он действительно не видит дальше собственного носа и заметит свою любовь, только когда ее потеряет?
Эта мысль грызла его всю неделю после исчезновения Альбуса. Поттера не хватало. Очень. На душе скребли кошки, каждый день тек медленно, словно переваренный кисель. Аппетит пропал совершенно, на завтраки, обеды и ужины Скорпиус ходил по инерции. Вливался в галдящую толпу отвратительно энергичных одноклассников, вяло проталкивал в себя ложку чего-то, по вкусу напоминающего картон, отодвигал тарелку и уходил.
А потом пришло письмо. Ничего особенного, Альбус писал для всех, просил прочитать вслух. Все отлично, в Дурмштранге сейчас холодно, Ал почти закончил переэкзаменовку, дисциплина строгая, но не очень.
Скорпиус с выражением передал положенные приветы, посидел немного в общей гостиной, выдавил из себя несколько слов и позорно сбежал в спальню, где дрожащими руками развернул пергамент и долго рассматривал скупые строчки. Он выискивал малейший намек, который бы подтвердил особенное отношение Альбуса к Скорпиусу. О том, как Поттер-младший скучал, или как ему плохо там, одному. Ну хоть какой-нибудь знак, что Алу без Скорпиуса неважно. Ничего. Захотелось завыть от ужаса, от чувства потери, которая отозвалась провалом где-то в грудной клетке, наполнила ужасом и опустошила. Он сам не заметил, как, скорчившись, вцепился зубами в подушку и бессильно рычал одним горлом.
Скорпиус никогда не думал, что может быть так больно. Он бы предпочел еще раз скатиться с оврага. Переломать все кости, только не чувствовать этой тянущей, выматывающей душу боли, царапающей тупыми когтями грудную клетку изнутри. Чувство потери не давало есть, дышать, спать. Он забылся сном лишь под утро, понадеявшись, что учеба, школьная суета отвлекут, помогут взять себя в руки, посмотреть на ситуацию непредвзято, проанализировать, наконец! Но ничего не получилось.
На сочинение ответа ушло два дня. Скорпиус писал, перечитывал, очищал пергамент и принимался писать по новой. Настрой собственных ответов пугал – Скорпиус то скатывался в истерику и сыпал мелким почерком обвинения в том, будто Альбус его приручил и бросил, то писал какую-то высокопарную мудреную покровительственную хрень, от которой сводило зубы, то выплескивал на ни в чем не повинный пергамент сумасшедшую веселую ярость, пытаясь показать, как ему, Скорпиусу, хорошо живется без Ала. А то и вообще давал себе зарок ничего не писать – раз он ему, Альбусу, настолько безразличен, что тот не посчитал нужным предупредить. Письмо он в итоге сочинил и отправил – даже нашел в себе силы обойти одноклассников, чтобы каждый приложил свое послание. На пергаменте не было ни слова о том, что беспокоило Скорпиуса – он не написал ни о расставании с Филиппой, ни о своих бессонных ночах, ни о горькой обиде за поспешное и тайное бегство Ала. В конце концов, Альбус ни в чем не виноват. А Скорпиусу нужно подумать.
Иногда он гадал, что бы произошло, окажись он внимательнее, услышь, как Альбус собирает вещи? Смог бы его удержать? Скорпиус мечтал о хроновороте – знал, что теоретически они существуют, вопрос в цене, и даже написал отцу – на что получил характерный ответ: «Для учебы от вас подобного артефакта не требуют. А для прочих вещей он тебе не нужен». Иногда Скорпиус просыпался с мыслью, что все это шутка, дурацкий розыгрыш, Альбус по какой-то причине всех надул – особенно его, Скорпиуса, и сейчас спокойно дрыхнет в своей кровати. Иногда приходили кошмары – Ал погиб, а его семья скрывает это от общественности, желая воскресить каким-то страшным темномагмическим ритуалом.
После одного такого сна Скорпиус проснулся с криком, перебудив одноклассников. Долго лежал, тяжело дыша от пережитого острого ужаса потери, и вдруг отчетливо понял – он бы отдал все что угодно, лишь бы вернуть Ала. Даже правую руку. И вдруг пружина, сжимавшая горло все это время, распрямилась, горло перехватило, а потом дыхание выровнялось и совершенно успокоилось. Как он мог думать о таких глупостях, когда решение – вот оно, на поверхности. Ведь ничего страшного не произошло, никакого конца света не случилось – все можно исправить. Скорпиус заснул моментально, как только додумал мысль до конца.
Утром голова была необыкновенно ясной. Он вскочил раньше всех, долго стоял в душе, радостно фыркая и наслаждаясь каждой минутой. А когда с улыбкой пришел в гостиную, одноклассники поприветствовали одобрительными возгласами:
– Я знал, что ты не будешь долго страдать по Филиппе, – доверительно сообщил Тим Веддинг, – вокруг столько классных девчонок.
Вот, значит, как восприняли ситуацию его товарищи? Тем лучше – для него. И для Филиппы. Похоже, та не стала оповещать никого об истинных причинах разрыва – и Скорпиус был ей благодарен.
Перед завтраком он долго сидел над пергаментом, формулируя письмо родителям, потом аккуратно запечатал и отправил со школьной совой.
Вызов к директору застал его после окончания занятий. Прежде чем направиться в кабинет к профессору Лонгботтому, Скорпиус привел себя в порядок. Мятая мантия и лохматая голова точно не поспособствуют разговору с отцом.
Скорпиус отчетливо проговорил пароль, присланный вместе с приглашением, и поднялся по лестнице. Его появление прервало разговор профессора и родителей. Директор улыбнулся, поднялся из-за стола и сказал:
– Я вас провожу в соседнюю комнату, там вы сможете побеседовать.
Скорпиус вздернул подбородок и шагнул в дверь, распахнувшуюся сама собой. Он слышал, как зашуршала ткань родительских мантий. Сейчас все, о чем он думал – это как показать зрелость своего решения, не сорваться в истерику, а спокойно, трезво объяснить, почему для него это важно.
Когда они зашли в комнату, дверь за всеми троими неслышно захлопнулась. Скорпиус вглядывался в лица родителей. Мама не выдержала первой – улыбнулась, подбежала и крепко обняла сына. Скорпиус на мгновенье прижался к ней, а потом отстранился.
– Здравствуй, папа.
– Здравствуй, – Драко был, как всегда, сдержан. – Расскажи, пожалуйста, почему ты собираешься перевестись в Дурмштранг.
Скорпиус глубоко вдохнул и напомнил себе – главное, не сорваться. Иначе отец согнет его. Своим спокойным, бесстрастным, словно гипнотизирующим голосом переубедит, скажет, что это нецелесообразно, а желание Скорпиуса продиктовано эмоциями. Примет решение и откажется обсуждать. Скорпиус всегда соглашался с отцом. Но не сейчас. Только не сегодня. Он снова набрал воздуха и медленно выдохнул, усмиряя колотящееся сердце.
– Отец. Я уже взрослый. – Черт, не так, совсем не то он говорит! – Но вы мне по-прежнему важны и нужны. И я... хотел попросить помощи.
Мама смотрела огромными глазами, а отец, наоборот, словно окаменел, превратившись в статую. Молчал. И Скорпиус продолжил:
– У меня появился друг. Мы поссорились. Недавно. По… по моей вине. Я его сильно… – слова давались с трудом, в горле набух противный комок, глаза уже начало пощипывать, – …сильно обидел. Не могу сказать – чем, но… мы поссорились, а потом он перевелся в другую школу. Я не могу это так оставить. Я обязан все исправить.
Несколько секунд прошли в томительном молчании, после чего заговорил Драко:
– Я ценю твою честность. Хотя нам с твоей мамой хотелось бы услышать историю целиком, – он усмехнулся, посмотрев Скорпиусу в глаза, – но то, о чем ты говоришь, не требует перевода в другую школу. Я знаком с Бакировым, думаю, мы с ним договоримся о пропуске в Дурмштранг. Ты поговоришь со своим другом…
Скорпиус, покачав головой, прервал отца:
– Пап. Вот если бы тебя обидели... ну, настолько, что ты бы перевелся в другую школу – ты бы как, после разговора все простил?
Вид у Драко при словах Скорпиуса стал какой-то отрешенный:
– Нет. После разговора – точно бы не простил. – Он улыбнулся, словно о чем-то вспомнил, очень слабо, уголками губ. – Точно бы не простил. Чего ты хочешь от нас с матерью? Ты все решил. Ты ведь уже совершеннолетний.
Скорпиус смутился:
– Ну, я вас уважаю… – вот чего он не продумал, так это свою дальнейшую речь. Он не ожидал, что отец так легко уступит. Ожидал напора аргументов, требований забыть о ерунде, даже подготовил блестящий монолог о важности дружбы в его жизни, и даже готов был ударить ниже пояса – намекнуть отцу, что у него самого такого близкого человека никогда не было. Но все это не понадобилось, и Скорпиус растерялся. – Ну, мне бы хотелось, чтобы вы поняли… Я могу подать документы сам. Но если вы поможете…
Он окончательно потерялся и вдруг выпалил:
– Я не думал, что вы согласитесь!
Отец усмехнулся.
– Так или иначе, – сказал он, – я уже говорил с Бакировым. Он готов взять тебя на общих основаниях. Условия такие же, как и для всех: переэкзаменовка – там, насколько мне известно, учебные программы отличаются от хогвартских, дисциплина, отличная учеба. Ему бездельники не нужны.
И Скорпиус сделал то, чего не позволял себе с одиннадцатилетнего возраста – завопил и бросился к отцу, повиснув у того на шее. Шепнул в ухо:
– Спасибо, пап.
Потом, смутившись, отошел к матери. Астория пригладила слегка растрепанные волосы Скорпиуса.
– Мы все обсудили заранее. – Вздохнула: – Есть хоть один шанс отговорить тебя от этой безумной идеи?
Он только мотнул головой:
– Прости, мам. Ни единого. Я все решил.
Астория распрямила плечи, грустно улыбнулась и кивнула:
– Наш мальчик вырос, а мы и не заметили.
Всю последующую неделю Скорпиус сбивался с ног. Куча заявлений, справок, сборов, сданные в библиотеку книги, отчет по практикам, снова справки – на этот раз медицинские, и опять заявления. Перевод оказался весьма утомительным занятием. Осталось только гадать, кто всем этим занимался для Альбуса – Скорпиус мог поклясться, что ничем подобным друг не промышлял последние дни перед отъездом.
За суетой сборов ноющая боль в груди утихла, стала как будто глуше, и Скорпиус радовался передышке. Словно знал – стоило только остановиться, и тоска снова вцепится ему в горло. А потом прилетела сова из Дурмштранга с копией его заявления, скрепленной печатью института и штампом «Принято», а также длинным перечнем вещей, которые должен иметь при себе студент этого заведения. Остался последний, самый важный шаг – переезд из Хогвартса. Скорпиус ожидал печали, горечи от разлуки с родными стенами, но ничего подобного не происходило. Его сердце было уже там, далеко на севере, в школе, где в список обязательной одежды входит меховая шапка, унты, красная мантия, подбитая мехом. И Скорпиусу в очередной раз стало ясно – все, что ему было здесь дорого, связано с Алом.
На следующее утро портключ, присланный из Дурмштранга, закружил Скорпиуса, отозвавшись толчком в солнечном сплетении, и выплюнул в кабинете директора его новой школы.
Шестая глава от 31 октября - в комментариях
Окончание от 3 ноября - в комментариях
@темы: ГП, Generation Next, фикрайтерское
-
-
04.11.2009 в 01:53Тебе понравилось!
Не то слово!
Ах, коварная, знаешь, как порадовать автора
Так правду говорю
Я просто счастлива! Спасибо за переводы, и за то что ты есть и вообще
Мурр
Да я сейчас больше в роли молчаливой галлюцинации, реал доставляет, плюс из-за работы над макси-переводом сильно от дайрожизни отстаю. Это к вопросу о конкурсе, кстати - хотелось бы, но если буду успевать, у меня еще и Мерлин-челлендж на носу
-
-
04.11.2009 в 02:12Я еще когда читала, поражалась. Ведь нам, кхе-кхе, давно не столько лет, как этим мальчишкам, и вот так суметь передать восприятие подростка - это супер. Даже нет, не супер - это талант
Ыыыыы, не смущай меня! А тож я поверю
Ужасно приятно
Да я сейчас больше в роли молчаливой галлюцинации, реал доставляет, плюс из-за работы над макси-переводом сильно от дайрожизни отстаю. Это к вопросу о конкурсе, кстати - хотелось бы, но если буду успевать, у меня еще и Мерлин-челлендж на носу (ничего не напоминает ситуация, а?)))))
Ыыыыы, у меня тоже Мерлин-челлендж, а еще Малфой-фест, Некст-вызов и Мелочь на АБ. Как я так умудряюсь
Но я надеюсь, что у тебя хватит сил поучаствовать в Некстах - как же мы без тебя?
-
-
04.11.2009 в 23:43А знаешь, какой?
Я прочитала полностью этот твой фик!!!!
Ё-моё, я давно так не лыбилась - тупо и долго.
Замечательно, так трогательно, так по-настоящему!
Мне понравилось!
Спасибо, вещь замечательная!
Даже и не знаю, по каким конкретно моментам пройтись.)))
Ну, переход в другую школу - смелый шак фикрайтера, я бы сказала!
За Ала отдельное спасибо. Жутко было от его боли, отчаяния, болезненного выражения любви и привязанности, дебильных поступков и нежных целомудренных поцелуев.
Спасибо.
-
-
05.11.2009 в 02:24ыыыыыыыыыыыы
спасибо
Может, кто-то в такое и не поверил бы? Зато как для мальчишек это показательно!
Ну а фигли,
если ебать так королевуесли рвать отношения- так чтобы до концаСпасибо
-
-
08.11.2009 в 13:57Читала с огромным удовольствием! Приятно было ощутить первые чувства замечательных мальчишек ) Спасибо!
-
-
08.11.2009 в 16:04-
-
09.11.2009 в 23:28наконец-то добралась и всё прочитала)
лишний раз убедилась - ты пишешь именно так и именно то, что мне хочется читать))) не могу сказать что-то более внятное, очень эмоциональный текст и особенно финал) но спасибо тебе огромное) и за историю, и за эмоции)) и, как всегда, у тебя очень живые, совершенно некартонные герои)))
-
-
09.11.2009 в 23:32Спасибо!
-
-
14.11.2009 в 16:31Вот, я наконец-то доползла дочитать окончание.
Ужасно понравилось, они двое такие мальчишки, как щенки - пытаются куда-то вскарабкаться, и падают, но такие упорные
Спасибо
-
-
14.11.2009 в 16:33О, да - хорошее сравнение ; ))
Просто они еще маленькие - но уже почти выросли, да
Спасибо!